— Итак, — сказала я, погружая вилку в желеобразную массу, лежащую передо мной, — как поживают «Трясущиеся шейхи»? Все еще выступают в «Храме»?
— Потрясающе вкусно! — выдохнул Вилли, набивая рот пастой и быстро глотая. Я знала этот трюк. Мы с Вилли придумали есть так, чтобы не чувствовать вкуса.
— Мы подумываем о том, чтобы принять участие в конкурсе, — сказал Вилли, придя в себя после неизбежной судороги, которую всегда вызывала в нас стряпня нашей мамочки. — И мы теперь называемся «Кишечный инстинкт», Эллен. «Трясущиеся шейхи» было давно.
— Конкурс — хорошая идея, Вилли.
— Ты бы лучше поощряла его учиться, — возмутилась мама.
— Господи, мама, я же учусь. Как бы иначе я получил все «А»?
— Да, но если бы ты тратил на занятия то время, которое проводишь со своей группой, подумай, какие бы у тебя были оценки?
— Я вчера нашла в одном доме труп, — вмешалась я, чтобы оборвать этот замкнутый круг.
— Боже милостивый, — продолжила моя мать, и при возвращении на тропу «покинутой матери» ее глаза стали наполняться слезами, но, по крайней мере, это была перемена темы.
— Спокойно, — всколыхнулся Вилли, — какой он был?
Я судорожно проглотила кусок пасты.
— Уф! — я постаралась сдержать позыв на рвоту. — В комнате было темно и такой запах… его застрелили, вы знаете?
— Иисус, Мария и Иосиф, — перекрестилась моя мама, заливаясь краской.
— Ты знала, что его застрелили? — спросил Вилли.
— Не тогда, когда нашла его.
— Это было на первой странице сегодняшней газеты, — вставила мама.
— Спокойно, — повторил Вилли. — Тебя интервьюировали журналисты?
Большой кусок пасты застрял у меня в горле. Это было чересчур. Я начала кашлять и задыхаться. В конце концов, я вынуждена была вскочить и, подбежав к ведру, стоявшему возле задней двери, сплюнуть. Несколько минут я постояла в саду, стараясь проглотить раздражение и остатки угощения. Мать окликнула меня. Я заверила ее в том, что со мной все нормально и я скоро вернусь, а потом сделала несколько глубоких вдохов и решила попытаться переждать остаток ужина.
Когда я вернулась на кухню, мать убирала тарелки, а брат читал музыкальный журнал. Я победила.
— Итак? — спросил он, когда я села возле него за стол.
— Как ты? — спросила мать.
— Прекрасно.
— Итак? — повторил Вилли. — Почему они не опросили тебя?
— Откуда ты знаешь, что не опросили?
— Мама сказала, что они взяли интервью только у Эндрю Кенни.
Я неопределенно пожала плечами.
— Какое это имеет значение? Право же, Вилли, разве не самое главное то, что этот человек мертв?
Брат закрыл журнал и взглянул мне в глаза.
— Да, — тихо произнес он. — Я был удивлен. — Он определенно становился взрослым.
Я кивнула.
— Послушай, — продолжал Вилли, — запомни: если кто-нибудь из газетчиков придет брать у тебя интервью, обязательно вставь словечко о нашей группе. Каждую пятницу в девять в «Храме». «Кишечный инстинкт». Эллен, запомнишь название, о'кей?
Я усмехнулась. Парень не изменился.
— Обязательно.
— Я испекла на десерт яблочный пирог, — объявила мама, вынимая из духовки дымящееся блюдо. Вилли и я обменялись быстрыми взглядами и сделали жесты, какие бывают при рвотных позывах. Мы называли это угощение «смерть желудку». Она поставила пирог на стол и украсила его в центре завитушкой из сырого яблока.
— Ну вот, получился превосходно, — удовлетворенно сказала она, отрезая огромные куски.
— Кажется, звонит телефон? — Вилли вскочил со стула и бросился вон из кухни, прежде чем мы успели остановить его. Скотина, подумала я, теперь мне надо здесь сидеть. Между нами существовало негласное правило, что скрыться может только один из нас, а второй должен оставаться и страдать. Я делала вид, что ем.
— Иди, посмотри, Эллен, быстро, иди сюда, пока не кончилось, — закричал Вилли из гостиной. Я с радостью бросила вилку и побежала. Мама поспевала за мной.
— Смотри, кто в телевизоре, смотри! — Вилли показывал на экран так, словно сделал важное открытие. Там стоял Эндрю перед нашим офисом — можно было прочесть название «Глэдстоун и Ричардз» — и его интервьюировали для вечерних новостей. Чертов ублюдок. Я постаралась сконцентрироваться на том, что он говорил, но улавливала только отдельные слова — труп, диван, полиция. Он выглядел в точности как модель с обложки воскресного глянцевого журнала — белые зубы, отличная кожа и едва заметная улыбка. Нельзя же было улыбаться во весь рот, говоря о том, что нашел труп. И Эндрю знал это.
