Горсть риса - страница 30
— Обвинять Луну в том, что она отвлекает средства от больных проблем Земли, было бы неразумно, — сказал Сароян. — У человека до полетов в космос было достаточно времени для исследования своей планеты. Мне кажется, что виноват не человек, а социальные условия общества. Когда не останется «белых пятен» на картах, докладывать о победе смогут только географы. Только констатации того факта, что в век кибернетики и атома еще есть люди, живущие в пещерах, не знающие одежды и пользующиеся природной пищей, которую находят в джунглях, недостаточно. Надо их одеть, пригласить жить в новые дома, накормить, а это уже не столько научная, сколько и социальная проблема.
— Теперь на Западе многие молодые люди цитируют утверждение французского писателя и философа Жан-Жака Руссо, сказанное двести лет назад: «Нет существа нежнее, чем человек первобытного общества».
— Видите ли, — улыбнулся Сароян, — Жан-Жак Руссо восхищался примитивным образом жизни, живя не где-то в джунглях острова Минданао, а в Париже, в довольно удобной квартире… Кстати, в нашей стране, особенно в Калифорнии, где климат круглый год мягкий, встречаются молодые люди, пытающиеся на практике доказать, что французский писатель не ошибался.
— Ну и каковы результаты?
— Иногда смешные, а иногда и грустные. Появились религиозные секты, которые начали практиковать первобытный полигамный образ жизни. Печать раздувает, рекламирует интимные отношения таких семей, которые состоят из нескольких отцов и нескольких матерей. Молодежь запоем читает подобные статьи и книги. И все это действует деморализуйте, ведь каждое печатное слово может стать и бальзамом и ядом.
Прием проходил на двадцать втором этаже. Когда лифт остановился, дверь открылась и мы вошли в вестибюль, Вильям Сароян с воодушевлением сказал:
— Кое-кто пытается утверждать, что, чем большая аудитория создается техническими средствами, например телевидением, тем меньше воздействие на нее литературы. Это, конечно, неправда. Телевидение не разрушило театров, не погубит и литературу. Его воздействие зависит от актуальности произведения, его художественной ценности. Литература — не лифт, который поднимает или опускает людей. Настоящая литература только поднимает человека.
Разговорились об армянской и литовской эмиграции. О литовцах Сароян впервые узнал из книги Эптона Синклера «Джунгли». Это произведение потрясло всю Америку. Можно было и раньше представить, насколько тяжел труд на чикагских бойнях, но нарисованная большим художником картина страшной эксплуатации многим буквально открыла глаза.
— Эптон Синклер — непревзойденный энциклопедист нашей американской жизни; в своих публицистических произведениях он всегда поднимал актуальные проблемы, — заметил по этому поводу писатель.
Вильям Сароян с едкой иронией рассказывал о тех эмигрантах, которые не понимают веяний эпохи, потеряли чувство реальности. Только Советская власть, заметил он, создала условия для экономического и культурного расцвета маленьких народов.
В гостинице «Филиппинская деревушка» я узнал, что в Москву мы будем возвращаться не через Бомбей, а через Токио.
Выйдя в вестибюль, я услышал знакомый голое Вильяма Сарояна:
— Вы еще здесь?
Я с ним уже попрощался. Узнав о том, что мы задерживаемся, Сароян сказал:
— Если так, то мы еще должны выпить кофе.
Я достал свою записную книжку и попросил его написать несколько слов для читателей литовской газеты «Тиеса».
«Читателям «Тиссы», — написал Сароян. — Я всегда восхищался людьми Литвы и их литературой. Долгих лет вам. С симпозиума писателей Африки — Азии».
…Спокойный свет свечей колебался под сводами зала Махарлика, играл в гирляндах перламутровых ракушек, величественно спускающихся с потолка и сверкающих всеми цветами радуги. Мы сидели за массивными круглыми столами и ждали президента страны Фердинанда Маркоса. Согласно протоколу, президент вместе с супругой должен был появиться в в школу этом зале, во дворце, где он жил и работал, ровно в 19 часов. Оставалось еще несколько минут, и у нас было время осмотреться.
В школу
Зал высокий, стены — из темного дерева. Над одним длинным столом висел балдахин из красного бархата, расшитого золотом. Паркет блестел, как венецианское зеркало. На столах высились массивные серебряные подсвечники, крепко держащие в своих холодных руках длинные белые свечи. Пахло воском и цветами сампагиты. От темного потолка, стен, украшенных портретами знаменитых филиппинцев, и, как показалось мне, даже от спокойного пламени свечей исходила приятная стереофоническая музыка. Казалось, мы сидим не за накрытым столом, а посреди какого-то странного симфонического оркестра, играющего и без музыкантов, и без дирижера.
