Рядом за столиками сидели мужчины и женщины, с детьми и без. Круговерть жизни, молчание и гомон живых людей, скука и новые впечатления на их лицах, - всё это вместе с ярким солнечным светом, влажным морским воздухом наполняло нарождающийся день действием.
У группы «Uriah Heep» есть песня «July Morning» - это очень известная песня. Вот и сейчас было июльское утро, и Саше хотелось схватиться за голову. Как давно это было. Слушает ли Юля эту песню всё так же, как тогда, у Толика дома, в 80-х, они целовались с ней в маленькой комнате, а Толик с Ирой в родительской, и играл «Uriah Heep» и эта песня. Была, была с Юлей любовь и прошла. И с Наташей. И с… Ёб твою мать! Разве такого ты хотел, Саша? Ты ведь тоже хотел вот так вот сидеть за столиком, у самого синего моря, рядом жена, рядом дети, ну, или один ребёнок. Всей семьёй сидеть и наслаждаться жизнью. И ты посмотри, оглянись вокруг, вокруг именно так и живут. А ты сидишь один за столиком, с пивом и ни хуя у тебя нет.
В номер Саша вернулся поздно вечером.
- Свет не включай,- попросил Константиныч,- я не один.
- Может мне ещё погулять.
- Уже не надо,- раздался женский голос.
И Саша услышал, как они двусмысленно хохотнули.
- Я уж волноваться начал,- сказал правду Константиныч.
Он, действительно, начал волноваться, а Надежда, положив голову на его седеющую грудь, рассказывала о себе совсем юной.
- И у нас работала женщина, ей было за сорок. И рассказывает как-то в курилке, что они с мужем диван сломали во время секса. А я девчонкой молоденькой была, для меня это шоком было, такая старая и ещё сексом занимается. Представить себе не могла.
Саша вышел на балкон. Весь день перед ним была пропасть, а теперь море. Море всякого.
Было всё очень просто.
«Было все очень просто, было все очень мило…»
Так написал Игорь Северянин – поэт, которого, повзрослев, я перестал любить, но не перестал вспоминать. Давно написал, в феврале 1910 года.
Королева, паж – никого теперь нет. Железо не смешивается с глиной, а люди смешиваются.
В автобусе, вечером, возвращаясь (неважно, откуда или куда), они смешиваются невольно, сидят рядом, касаются телами, смотрят друг на друга, слушают разговоры по мобильному телефону.
Она сидела рядом и что-то записывала в ежедневник.
- Может и меня запишешь? – спросил он.
Он уже несколько минут наблюдал за ней, боковым зрением, вместо того, чтобы привычно любоваться в окно центром Петербурга и его обитателями.
Она первый раз обратила на него внимание.
- Ты же видишь,- она пролистала чистыми страницами ежедневника так, что в правом нижнем углу он невольно увидел бегущего человечка, нарисованного карандашом на каждой странице,- зарываюсь в делах.
- Тогда сегодня вечером.
- Сегодня вечером – это сейчас.
- Сейчас. Предлагаю немного покататься в автобусе.
Короче, они переспали. Не тут же, конечно. И может показаться их поведение легкомысленным и непристойным, но так уж получилось.
Они много не пили. Есть на углу Марата и Невского кафе «Сладкоежка», так там они выпили по бокалу шампанского и съели по куску торта. Его звали Сергей, а её Таня. Потом она заказала зелёный чай, а он выпил чашку эспрессо.
Таня училась и работала. Сергей работал, и работа ему нравилась так же, как зарплата, ну, то есть не очень. То есть хотелось большего.
Но говорили они в кафе про очки. Оба носили очки.
- Когда я учился в советской школе, то просто не воспринимал девочек в очках. Всё, что продавалось, было ужасно.
- А у меня в школе было хорошее зрение.
- А я комплексовал. Плохо видел, а очки ни в какую носить не хотел. Только солнцезащитные.
- Не знаю… Мне на лекциях стало трудно с доски читать, да и на улице не всё стала видеть.
- Тебе очень идут очки.
- Хо! Спасибо!
- Я говорю, сейчас очки стали этим…ну, как кольца, серьги?
- Аксессуаром.
- Во-во! То, что меняет облик необязательно в худшую сторону. Интересно, а у девушек есть предубеждение против очкариков?
- Не знаю, я как-то не задумывалась.
- А раньше точно было. Не у всех, конечно. Ну, что-то вроде, как в армии не служил.
- У меня отец в очках всю жизнь. Это не главное.
Она закурила. Она курила. А он нет.
