Виллак что-то резко произносит на своем непонятном языке и снова указывает на грудь Вами. Наемный убийца делает гримасу и смотрит на меня.
— Видишь, что мне приходится терпеть? — вздыхает он, потом приставляет острие кинжала к точке под сердцем и вонзает его по самую рукоятку. Искривленный клинок идет вверх по мере погружения. Вами хрипит от боли, падает на пол, бьется в конвульсиях и… умирает.
Когда грудь моего отца опускается и свет уходит из его глаз, виллак делает шаг вперед и ногой поворачивает голову трупа набок, чтобы глаза его смотрели в сторону.
— Этот человек может быть страшным раздражителем, — произносит он на чистом английском, — но он знает, как достойно убить себя.
Слова священника поражают меня больше, чем самоубийство отца.
— Вы можете говорить? — глупо удивляюсь я.
— Мы всегда могли говорить, — отвечает он. — Просто никогда не затрудняли себя изучением вашего языка — ваша речь режет нам ухо. Но времена меняются, и мы на многое стали смотреть по-другому с тех пор, как ушел последний ватана. Большинство из нас все еще остается верным языку наших отцов, но некоторые научились говорить на вашем языке.
Онемев, я смотрю на виллака, а труп моего отца дергается и превращается в зеленый туман, как произошло с Амой Ситувой в статуе Манко Капака. Через несколько мгновений он становится облаком сверкающих частиц, которое медленно растворяется в воздухе.
— Паукар Вами возвращается в небытие. — В смехе священника слышатся нотки жестокости. — Он безумно боится пустоты потустороннего мира, но на этот раз его пребывание там будет коротким. Скоро мы его вернем назад.
— Как? — спрашиваю я.
Виллак потирает нос:
— Это секрет. Идем. — Он распахивает дверь. — Ты должен кое с кем встретиться.
Я делаю несколько шагов вслед за ним, потом смотрю на то место, где только что испарился Вами, и останавливаюсь:
— Почему вы заставили его убить себя?
— Скучаешь? — лукаво спрашивает священник.
— Просто хочется знать.
Виллак пожимает плечами:
— Отчасти, чтобы доказать, что мы имеем власть над смертью. Ты это знал и раньше, но знать и верить — это разные вещи. Вами думает, что мы говорим только по-инкски. Если бы он был более осведомленным, то мог бы под пытками постараться получить информацию от кого-нибудь из нас.
— Боитесь, что он может причинить вам вред?
— Нет, он может причинить нам беспокойство. — Виллак нетерпеливо топает ногой, пустые белые глаза спокойны, как всегда. — Идем. Время уходит. Дети ждут.
Я не понимаю, что он имеет в виду, но противоречить нет смысла. Подавив желание задать еще несколько вопросов, я следую за слепым священником по коридору, уставленному черепами, закрыв одну клеточку пазла и приготовившись к другим многочисленным тайнам.
Чередой длинных, извилистых туннелей виллак выводит меня обратно к большой пещере с огромным камнем инти ватана. Многие туннели освещены — на благо Змей, как я полагаю, — и я пользуюсь возможностью изучить лишенное черт лицо виллака, очень бледную кожу, светло-каштановые волосы и нежные руки.
— Как вас зовут? — спрашиваю я.
— У меня нет имени, — отвечает он, — я слуга Инти, а ему не нужны имена. Он узнает своих сынов по горящему огню их душ.
— Инти? Ах да, бог Солнца.
Он останавливается, и его пустые глаза сужаются.
— Ты не веришь?
— В моем возрасте вряд ли можно найти кого-то, кто в это верит.
Священник улыбается:
— Если наша власть не дана богом, как ты объяснишь, что мы можем возвращать мертвых к жизни?
Он снова пускается в путь. Я в молчании иду сзади, не зная, что ответить.
Подойдя ближе к пещере, я слышу звуки множества голосов, шепот и шарканье ног. Я замедляю ход.
— Входи, — подбадривает меня священник, — здесь нет ничего страшного. Мы не причиним тебе вреда.
— Не в этом дело. — Я киваю в направлении голосов, поскольку опять забываю, что он не видит, и говорю: — Это похоже на Змей.
— Так оно и есть.
— Я думал, что мы идем на встречу с Капаком Райми, — бросаю я пробный камень.
К моему удивлению, он отвечает откровенно:
— Еще нет. Ты не готов. Когда это случится, мы отведем тебя к нему.
— Он здесь?
— Да. А теперь пойдем. Дети волнуются. Не стоит заставлять их ждать.
