Для чего я борюсь? Отчего на улицах беспорядки? Почему возобновились убийства? Ведь те дни должны быть уже позади. Я не ослаб. Остался верным своему курсу, как того требует моя природа. Я продолжаю следовать планам Кардинала, но если надо — импровизирую, проявляю инициативу. Я щедр к тем, кто меня поддерживает, беспощаден к врагам, справедлив ко всем. Меня должны уважать, мне должны подчиняться, как Фердинанду Дораку. Но этого не происходит.
Большая часть вины лежит на виллаках. Слепые священники помогли создать меня с намерением использовать, но я — сын Кардинала, а не их, и они чувствуют себя оскорбленными. Они хотели, чтобы я сосредоточился на создании великого города и совершенно отгородился от внешнего мира. Но я не могу. Я должен обладать миром во всем его великолепии. Не больше и не меньше.
Священники стали опасными врагами. Их власть соперничает с моей, возможно, даже превосходит ее. Они подрывают мой авторитет, восстанавливая против меня народ и банды. С самого начала это были непростые отношения, но недавно они совершенно испортились. Они обычно посылали эмиссаров, чтобы советоваться со мной и советовать мне, но уже восемнадцать месяцев от них нет ни звука. Не было никаких конкретных причин для этого. Они просто потеряли терпение и теперь делают все, что в их власти, чтобы раскачать лодку.
— А как бы ты поступил? — бормочу я духу Фердинанда Дорака. — Стал бы договариваться? Наводить мосты, унижаться, уступать их прихотям?
Внутренним слухом я улавливаю его хихиканье, и тучи над горизонтом как будто вытягиваются в презрительную усмешку. Я сдвигаю брови.
«Дурацкое предположение. Тебе надо было травить их и уничтожать, как крыс, и если ты все потерял — да будет так».
Вот каким он был. Неудачи его не огорчали, и угроза поражения никогда не останавливала. Меня эта хрень также не огорчает, но я столкнулся с другой дилеммой. У Кардинала имелась только одна жизнь для того, чтобы принимать решения, но мне-то отведена вечность. В конце концов я одержу победу — просто потому, что переживу всех остальных, и это делает меня осторожным. Я могу позволить себе уступить своим врагам, зная, что имею все время в мире, чтобы отвоевать свои позиции.
Если бы я был смертен, то внезапно обрушился бы на виллаков и обострил конфронтацию. Все или ничего. Но я бессмертен. Могу ждать. Если бы я форсировал ход событий, это привело бы к кровопролитию. Город мог бы сгореть. Я стараюсь обходиться без такого драматизма, если возможно. Не тороплюсь. Терплю ренегатство и предательство. Постепенно и властно ставлю все под контроль.
Джико Карл делает пару шагов и становится рядом со мной. Кахал неслышно подбирается сзади, на его лице — растерянность. Это не его идея. Джико его убедил. Джико может быть очень убедительным. Это одна из причин, по которым я поднял его так высоко, поставил во главе войска. Плохо, что у него нет веры в меня. Он очень скоро раскается в собственном предательстве, но это слабое утешение. Придется искать ему замену. Головная боль, без которой я мог бы обойтись.
— Капак, — вздыхает Джико, кладя руку мне на плечо, — ты хороший парень, так не было задумано. Но, как говорится, хорошенького понемножку.
— Ты глуп, Джико. — Я с улыбкой наблюдаю, как остальные выходят на балкон, демонстрируя свою силу. — Думаешь, можно все решить, передав власть виллакам?
— Они к этому не имеют отношения, — бормочет он.
— Так, значит, ты действуешь в одиночку? — усмехаюсь я. — Выходит, парень, ты еще глупее, чем я думал. С поддержкой священников ты мог бы продержаться полгода или даже год. Один не протянешь и месяца.
— Поглядим, — огрызается Джико и кивает Кахалу.
Низко нагнувшись, тот наваливается сзади и толкает меня через ограждение. Джико хватает меня за ноги, когда я перевешиваюсь через край, и пихает изо всех сил, чтобы ускорить падение. Лица обоих искажены счастливым ужасом.
Падение с пятнадцатого этажа. Достаточно времени, чтобы насладиться пейзажем. Я лечу к земле свободно и раскованно, зная, что она не станет держать меня. Улыбаюсь, ощущая стремительный напор воздуха.
