Все расслабились. А Бабка успокаивала.
— Анечка, ты не бойся. Никто тебя не обидит. Мы не дадим. Всё будет хорошо.
Ребёнок шмыгая носиком выговаривал.
— Не будет «хорошо». Дядю Пашу завтра убьют.
И слёзы ручьём.
— Кто его убьёт, внученька?
— Зверь какой-то.
Пашка попытался успокоить девочку.
— Аня, ты же знаешь какой я скорый? Я сам кого хочешь… Никто меня завтра не убьёт.
Анюта сквозь слёзы возражала.
— Если завтра не убьёт, то потом убьёт…
Все в шоке замолчали. А ребёнок выдавал дальше, судорожно всхлипнув.
— Потому, что он мешает…
Бабка подошла поближе заглянула внучке в глазки.
— Кому, золотце, он мешает?
— Он… — Анечка задумалась. — Он миру мешает.
— Какому миру, солнышко моё?
— Этому миру. Улью.
Народ стоял в ступоре. Все, кроме Скорого.
— Ты смотри, мать его! Мешаю я ему! Можно подумать — он мне не мешает!
Постоял, подождал, потом спросил.
— Ну, что? Пошли дальше. Где тут мороженного можно купить. Или в кафешке посидеть.
Бабка нахмурилась.
— Что-то мне расхотелось веселиться. А мороженного в Полисе нет. Пошли домой. Для ребёнка тут ничего интересного. Для остальных тем более. Пошли. Баню затопим.
— Стойте, — запротестовал Пашка. — Ну, вы чего? Мы же ещё Деда к знахарю собирались вести. И вообще — погулять. Отдохнуть.
— Так. Ладно. Пошли к знахарям, — скомандовала шеф.
И они потащили Деда в центр Полиса. В знахарский тупик.
Знахари походили вокруг сидящего на стуле старика, поморщили лбы и определили.
— Он «историк», — объявила женщина.
У Деда лицо вытянулось.
— У меня, деточки, образования-то нет. Какой из меня историк?
Женщина знахарь усмехнулась.
— Для этого образования не нужно. Это специфический и довольно редкий дар. Историк может заставить человека вспомнить любой момент в его жизни. Он может заставить прокрутить в мозгах всю свою жизнь, с момента рождения. Любого человека. Кроме себя.
— Ну, и куда он годен? — поинтересовалась Бабка.
Мужик-знахарь хмыкнул.
— Почему вы все ждёте от Улья какой-то практической пользы? Это же наивно.
— А второй у него какой?
— Вроде бы — «травник». Но странный… Нестандартный… Пусть поэкспериментирует с растениями, постепенно само выяснится.
Вышли на крыльцо.
Пашка спросил.
— А где тут кафе? Или ресторанчик какой?
Бабка вздохнула.
— Ох, неугомонный. Пошли. Покажу.
И повела в сторону главных ворот.
Подвела к зданию с высоким крыльцом и вывеской над дверью — «Каспий».
— Вот, ресторан… Заходим?
Шило одобрил.
— Зайдем. А чё… Я, лично, уже оголодал.
Зашли.
Два парнишки официанта засуетились, сдвинули два столика.
Спросили про Бекаса.
— Кваз с вами?
Бабка подтвердила.
Мальчик принёс тяжёлую, прочную, деревянную табуретку.
Усадили. Припёрли… Ой нет! «Подали»! Подали меню. Все уставились на Анечку.
Ребёнок открыл лощёную папочку и ткнул пальцем.
— Мороженое. — И спросила у бабушки, — Можно?
— Внуча, бери всё, что хочешь. Всё, на что глаза глядят.
— Тогда мороженое, — подумала секундочку, — для всех.
И «все» заулыбались, от такой заботливости маленькой девочки.
А Бекас спросил.
— Рыба есть. Покрупнее.
— Да есть, — расшаркался парнишка, — у нас сейчас щука маринуется. Она большая и поэтому жёсткая.
— Жесткая говоришь? — Кваз задумчиво цыкнул зубом. — Пойдёт.
— Затушить? Обжарить? Приготовить на пару?
— Нажарить. По простому, без изысков.
— Всю.
— Да. Всю.
Официант ушёл. А к столу подкатил продавец Гоги.
Что-то начал говорить Бабке. Но та прервала. Зашептала.
— Гоги, ты знаешь, что мы с Векселем в контрах… Так что не демонстрируй доброе отношение. А то тебя уволят без выходного пособия. А ты мне ещё нужен.
Гоги, с печальным лицом выпрямился.
— Обидно… Но мудро… Приятно вам покушать.
Кивнул по-гусарски, и ушел в дальний угол за свой столик.
Принесли мороженое, посыпанное шоколадной крошкой, в больших, чуть ли не суповых тарелках. В Улье помалу угощать не принято.
Ещё не успели съесть и четверти порции как квазу принесли жареную щуку, нарезанную огромными кусками, горой на блюде. Килограммов пять. Тот, вооружившись армейским ножом и двузубой вилкой, начал закидывать ломти в пасть, хрустя рыбьими костями.
Тобик, просочившийся в помещение, встал передними лапками на коленку ящеру и сосредоточенно следил за тем, как исчезает жарёха. Кваз сжалился, поманил когтем официанта. Просипел.
