— Значит — не зря мы это... набрали? — и кивнул в сторону оружейной пирамидки, устроенной из единственного в комнате стула. Арсенал впечатлял. Россыпь из почти десятка пистолетов разных конструкций, помповый вороненый дробовик без ручки, два АК-47 с облизанными до черноты пламенем прикладами, именной хромированный револьвер с инициалами А. К. Р., старый обрез с четырьмя жизнерадостно-зелеными картонными патронами да новенький, блестящий свежей смазкой и инвентарным номером «ингрем» с двумя запасными обоймами.
Подобрано все было возле центра на следующий после тамошнего побоища день. Многочисленные уцелевшие стрелковые единицы, постепенно были растащены гражданами, большая часть которых до этого дела с оружием не имела.
Влада и Белоспицына вид этого угрюмого арсенала нервировал, Дивера — нет. Напротив, он взирал на оружие чуть ли не с лаской, напоминая, что были времена, когда он воевал не только в астрале и не только с силами абстрактного зла.
— Так может, это простые были... грабители? — спросил Дивер. — Мало ли их теперь развелось, людей вон режут только так.
— Ага, простые! — возмутился Белоспицын. — Ножики-то у них были — во! — И он махнул рукой в сторону Влада и компьютера, возле которого валялось антикварное орудие убийства, опасно поблескивая отточенным лезвием.
— Табельные, что ли, у них ножи получаются? — сказал Севрюк. — Да сколько их вообще?
— Знают про тебя? — спросил Владислав. — Знают, что ты отказался от их задания?
Саня только пожал плечами и поник.
— Знают — не знают, в одиночку на улицу я теперь не ходок, даже с этим! — Он покосился на грозный арсенал.
— Никто не пойдет! — Севрюк завозился на диване, устраиваясь удобнее. — Теперь будем держаться вместе, а то вон сколько сомнительного народа набралось! Давеча на улице ко мне пристал один — сам маленький, бородатый, а глаза, как у бешеного таракана. Подошел ко мне, проникновенно так глянул и говорит: «Что, не дает покоя тебе химера твоя?» Я, мол, какая химера? А он мне: «Да не скрытничай ты, по глазам же видно — что-то знаешь!»
— Стой, — вдруг сказал Степан, — да ведь мне он тоже встречался! Гном такой бородатый! Он в очках был?
— Без, но глаза щурил близоруко. Меня видел явно с трудом. И назвался еще как-то заковыристо, старое такое имя, из моды вышло.
— Евлампий, да? — спросил Степан. Дивер кивнул, посмотрел заинтересованно.
— Евлампий Хоноров, — произнес Приходских, — знаю я его. Он же в пещеры лазил, искал какую-то муть. В книжках про нее вычитал, и загорелось у него. На голову стукнутый был уже тогда, в такую глубь залазил, откуда живыми не возвращаются.
— А там есть и такие? — спросил Белоспицын.
Степан адресовал ему еще один снисходительный взгляд матерого специалиста зеленому лопоухому новичку:
— Там, паря, такие места есть — близко даже не подходи! Вот «бойня», например: с виду труба как труба, а кто туда залезет, тот мигом в кашу, кожа, не поверишь, как живая с телес сползает! Кровищи — море, да только она в трубе не задерживается, потому как под наклоном она, и назад течет, к нам то есть. Как прости-прощай последнее. Колебания там какие-то.
— А этот?
— Что «этот»? Он вылазил всегда, говорю ж. Может, хранило его что? Не знаю... Не мудрено, что рехнулся он.
— А я оборотня видел... — вдруг тихо сказал Влад.
— Эк, удивил! — усмехнулся Белоспицын. — Оборотня он видел. Ну и что?
— Как — ну и что?
— Чего такого, его многие видели, оборотня твоего. Да сам же в «Скважину», в помойный этот листок, тиснул статейку.
— Так то в «Скважину»! Туда по штату положено бред всякий гнать! — почти крикнул Влад. — А этот живой был. И... думающий.
Дивер вздохнул, поднял ладони:
— Тише, Славик, тише! Действительно, что такого в этом оборотне? Не съел же он тебя, в конце концов? Да я и сам на что-то подобное наталкивался. Ха, да у меня в подполе какая-то тварь живет. Типа крота, только больше, и глазищи красные, умные. Страшный, но мирный!
Влад бешено замотал головой, Белоспицын совсем съежился на своей табуретке, так что стал похож на отощавшего кочета, неудобно устроившегося на жердышке.
За окошком капал холодный дождик — печальный вестник надвигающейся осени, которая в этом году обещала быть ранней. Было тихо, и слышен лишь шум деревьев, словно дело происходит не в городе, а за городом, посреди буйных шумливых дубрав.
