Проходя по ярко освещенному рынку, Рав и Рутлесс рассматривали кальмаров, пришедших купить земные деликатесы — побеги фасоли, говяжий рубец, шелк. Торговые точки вроде этой обычно были открыты по ночам — днем здешнее солнце иссушало и обжигало нежную кожу кальмаров.
На рынке стоял шум, и Рав шепнул в ухо своей спутнице:
— Можно тебя кое о чем спросить? Взглянув на свой сканер, она кивнула:
— Спрашивай.
— Ты не была среди Врагов. Ты сражалась против них, верно, как и кабу?
— Да.
— Так как же случилось, что…
— Что мне пришлось голыми руками убивать кальмаров? Он кивнул.
— Тебе незачем это знать…
— Прошу тебя. «Нет», — мысленно ответила Рутлесс, и, когда она открыла
рот, чтобы заговорить, ее тело запротестовало — она почувствовала, что челюсти словно заржавели и приросли друг к другу.
— Кальмарам нужны были шпионы — верные Демократы, которые должны были присоединиться к Врагам и сообщать об их намерениях. Твоего отца взяли в плен, и я решила, что смогу о нем позаботиться и одновременно собрать информацию.
— Так ты притворилась перебежчицей?
— Верно.
— Ты сражалась вместе с ними? Я имею в виду — на их стороне?
— Да. Я убивала Демократов. Я распыляла кальмаров.
— Как после этого кабу могли доверять тебе?
— Я могла свободно вернуться при соблюдении двух условий: я должна была добиться результатов и убивать только солдат, но не офицеров.
Рав натолкнулся на женщину, тащившую блок мороженой рыбы, — не многие люди могли позволить себе покупать говядину или другую земную еду, которую они производили для кальмаров в качестве деликатесов.
Рутлесс невольно рассмеялась:
— Ты шокирован, а?
Он сложил пальцы в местном религиозном жесте, символизирующем почитание.
— Согласно философии кабу, водная жизнь священна…
— Они выбросили на ветер жизни миллионов своих детей. — От горечи у нее что-то сжалось в груди; это ошибка — никогда не следует обсуждать такие вещи с молодежью. Слова выходили у нее рывками, словно бьющая из раны кровь. — Сейчас им легко быть набожными. Прошло несколько лет, и они думают… Рав? С тобой все в порядке?
Он прижал кулак к груди в том месте, где его ранили:
— Болит немного, вот и все. А тебе когда-нибудь хотелось остаться? С Врагами?
Она покачала головой:
— Иногда мне нравилось играть за лучшую команду, но они на самом деле были негодяями.
— Ты нашла моего отца?
— Он умер прежде, чем я успела спасти его, — ответила она, стараясь взять себя в руки и подготовиться к неизбежному шквалу вопросов об этой смерти.
Но Рав с задумчивым видом молчал.
— Так вот почему нам пришлось бежать с Земли. Потому что ты предала Врагов.
И потому что взвод Элвы убил их несколько тысяч, в том числе одного русского князя — это произошло однажды солнечным утром в Чикаго. Хороший старый добрый ядерный заряд. Но она кивнула:
— После победы Враги убили бы нас всех.
Миновав рынок, они поднялись на служебном лифте в сердце инженерной системы, которая контролировала четыре квартала. Там, среди мониторов и компрессоров, они нашли пятидесятилетнего мужчину, его лицо покрывала молочная бледность. Это был гигант с длинными золотистыми волосами, тронутыми сединой, в поношенном комбинезоне — сквозь дыры на коленях виднелось голое тело.
— Это Коп, — сказала Рутлесс. — Коп, мой племянник Рав.
— Это сокращенное от Копенгаген. — Человек протянул грязную руку, и Рав осторожно пожал ее.
— Копенгаген — это такая еда?
— Это город, — резко ответил Коп.
— Где… — начал Рав, но Рутлесс перебила его, прежде чем он не наговорил лишнего:
— Коп, мне нужны гранаты. Две, если можно, три, радиус действия тридцать метров, с таймерами.
Бледно-голубые глаза сверкнули.
— Где играем?
— Новый район. Все нормально, никто не погибнет.
— Мм… — произнес он без выражения. — Вознаграждение? Она вытащила пачку бумажек, украденных из сейфа Элвы:
— Контрамарки.
Коп ощупал свое сокровище:
— Могу достать только две гранаты. Подождешь?
— Нет.
— Понятно. — Засунув билеты за пояс туники, Коп отодвинул панель под монитором системы вентиляции и кондиционирования. Он вытащил вышитую золотую подушку, засунул ее в блестящий пластиковый мешок. — Таймеры подключены.
