— О боже! — всхлипнула Мария.
Она пыталась броситься навстречу девчушке, но ее остановил Илов, жестко вцепившись в руку. Молодец, сразу понял, что к чему. А я — нет. Сделал три шага ей навстречу, опустил, чтобы не пугать, саблю. Даже улыбнулся, болван.
Девочка подняла голову. С бледного лица на нас таращились два желтых, чуть раскосых глаза. Длинный, кривой и горбатый нос неестественно трепетал, ловя незнакомые запахи, тонкие черные губы были плотно сжаты.
— Стреляй! — заорал Владимир на солдата.
Тот с перепугу дал очередь поверх головы чудовища. Этот корявый выстрел заставил уродку действовать. Она взметнулась вверх с какой-то умопомрачительной скоростью! И, вскарабкавшись на ящик с пшенной крупой, спикировала оттуда вниз.
Страшный удар разбросал нас в стороны. Меня сплющило, размазало по бетонному полу! Дыханье забивал густой трупный смрад. Все, что было съедено мной вчера и сегодня утром, с силой устремилось обратно.
Надо мною нависло лицо адской твари. Глаза горели нестерпимым желтым огнем, губы приоткрылись, изо рта высунулись два больших, как у муравья-переростка, жвала.
Сбоку послышался испуганный вскрик, грохнул автомат. Уродка пошатнулась от удара, но хватки не ослабила. Я слышал, как трещит кожа под ее крепкими когтями. Все запахи забивал жуткий могильный смрад.
Вновь зарокотал автомат.
Тварь мерзко взвизгнула, обернулась на выстрел и дернула головой вперед. Из пасти вылетел толстый белый сгусток с торчащими в разные стороны нитями. Сбоку кто-то всхлипнул, я услышал, как что-то тяжелое падает на пол.
Бледная рожа вновь повернулась ко мне, жвалы распахнулись. Вновь в лицо пахнуло склепом, капли вязкой слюны коснулись моих губ. Я зажмурился.
Демоническое создание замерло. Железные тиски, сжимавшие мои запястья, ослабли, на лицо снова упали густые вонючие капли. Я открыл глаза. Над монстром нависала плохо различимая фигура. В следующее мгновение склад сотряс громкий хлопок. Уродку разнесло в клочья, меня с ног до головы заляпало липкой паутиной и густой вонючей кровью.
— Ты как? — голос Владимира с трудом пробился сквозь мой тяжелый хрип.
Я не смог ответить, лишь перевернулся на бок и все-таки опорожнил желудок на пол. Стало немножко легче, но сладковатый аромат близкой смерти по-прежнему витал в воздухе.
Наверное, прошло минут пятнадцать, прежде чем получилось до конца осознать все произошедшее. Отходняк навалился ломотой в суставах, мерзкими спазмами в животе, острой болью в изорванных руках.
Кто-то спешно перевязывал мне раны, вытирал мокрой тряпицей лицо. Дали глотнуть холодной воды с кисловатым привкусом, от которой тут же начало ломить зубы.
Кое-как, но я все-таки очухался. Лежал на прохладном бетоне, вокруг ящики, шматы вонючей паутины, густая черная кровь отродья. Над головой высокий потолок с рядами ламп, которые снова горят так, как положено.
Я повернул голову — справа, в пяти шагах, неподвижно лежал сержант Молов. Руки безвольно разбросаны в стороны, рядышком валяется вмиг осиротевший автомат. Чтобы разглядеть получше, пришлось привстать на локте. Лицо бойца было опутано дырчатой массой грязно-белого цвета, кожа под паутиной покраснела, сморщилась. Короткие волосы слиплись от крови и содержимого треснувшей черепной коробки.
Мне с трудом удавалось сдерживать рвотные рефлексы, сотрясавшие организм. Ведь это страшилище могло плюнуть и в меня! Но нет… пронесло. Я задолжал госпоже Удаче солидную сумму. Впрочем, взглянув на свои руки — они по локоть были замотаны стерильными медицинскими платочками и затянуты широким пластырем — мне подумалось, что с Судьбой мы все-таки в расчете.
«И откуда только взялся весь этот медицинский скарб?..»
В поле зрения показались чьи-то старомодные коричневые туфли на высоком резиновом каблуке.
— С тобой все в порядке? — голос Владимира дрожал от напряжения. — Уж больно плохо выглядишь.
Всмотревшись в его лицо, я увидел напуганного, растерянного мужчину, но вот глаза… Готов был поклясться, что этот парень внутри был холоден как сталь на морозе! Люди, только что пережившие смертельную опасность, так себя не ведут. Слишком, слишком спокойный! Рядом с ним стояла Мария. Она обнимала себя за плечи, словно пытаясь унять сотрясавшую ее дрожь… За такой красивый кадр ей можно было бы «Оскар» вручить! Но опять же, мое ушибленное сознание очень четко фотографировало незаметные доселе детали. Ее глаза, так же как и у Владимира, не были полны потаенного страха, что был знаком мне с того самого дня, когда с доктором и солдатами покинул убежище. Тот страх навсегда запечатлелся в наших зрачках…
