– А здесь… – и она тыкает пальцем в окно, куда-то в сторону Мирграда, – …все думают, что в Золотом Веке живут. Ну или должны жить. Время от времени они про это дело забывают, мы получаем передышку. А потом какой-то ублюдок опять ворошит это гнездовище, и – бац! – я разгребаюсь с очередным кризисом. Причем вмешиваться я не могу, как вы понимаете. Потому как официальная позиция у нас – «руками не трогать». Ну в Галадеше-то им по хрен, как мы тут выкручиваемся, между ними и нами целый океан, пока переплывешь, заманаешься. А вот у нас стены-то ихние – прям под носом. И вся эта их официальная позиция с нашего расстояния до тех стен видится как хрень собачья, и вообще…
Шара решает перебить горячую тираду:
– Губернатор Мулагеш, позвольте, прежде чем мы продолжим…
– Да?
– Кто убил доктора Панъюя? По вашему мнению?
Мулагеш ошарашенно смотрит на нее:
– По моему мнению? Адский ад… Даже не знаю. Да кто угодно, вообще-то. Его каждый первый в городе хотел укокошить. И потом, мне отмашки не давали это дело расследовать.
– Но вы же что-то думали по этому поводу…
– А то. Конечно, думала.
И Мулагеш окидывает Шару долгим изучающим взглядом.
– А вам-то что с того? Вы ж дипломат. По вечеринкам шляться сюда прибыли. Разве нет?
Шара запускает руку за пазуху и извлекает оттуда медальон сотрудника Министерства иностранных дел.
Мулагеш наклоняется вперед и – надо отдать ей должное – изучает его с совершенно каменным лицом.
Долго изучает. А потом читает вытесненное на медальоне имя:
– Комайд.
– Да, – подтверждает Шара.
– А не Тивани, правильно?
– Правильно, – подтверждает Шара.
– Комайд. Как Винья Комайд?
Шара смотрит ей в глаза. Не мигая.
Мулагеш откидывается на спинку стула. И после долгого молчания спрашивает:
– Сколько вам лет?
– Тридцать пять.
– Значит… Та история, шестнадцать лет назад. Национальная партия. Это было?..
Теперь очередь Шары сохранять каменное выражение лица.
Мулагеш медленно кивает. Шаре кажется, что в глазах ее мелькнула озорная искра.
– Ага. Что ж вы сразу-то не сказали?
– Боюсь, вы начали говорить, прежде чем я успела сказать хоть слово.
– Эт правда, – кивает Мулагеш. – У меня после бега рот не закрывается.
И она снова прихватывает зубами сигариллу.
– Выходит, вы тут и впрямь собираетесь убийство профессора расследовать.
– Я собираюсь выяснить, – Шара убирает медальон обратно, – есть ли в Мирграде силы, представляющие угрозу Сайпуру.
– В Мирграде? Вы смеетесь, что ли? Да они за последние пятнадцать лет токо-токо из кромешной нищеты выползли! Я сюда приехала – город жуткий был, словно по нему только что войска каджа прошли. Канализации даже не было, люди в ведра срали. Какая угроза Сайпуру, вы о чем?
– То же самое говорили перед Летом Черных Рек. Но потом мы ввели Установления – и Мирград восстал. А ведь жилось горожанам гораздо хуже, чем сейчас. Дело не в уровне жизни, как показывает опыт. У этого города сердце исполнено страсти, а страсть не поверяется деньгами…
– Как поэтично, – усмехается Мулагеш. И проводит большим пальцем вдоль шрама на челюсти. – Но, похоже, вы правы.
Она еще сильнее откидывается на спинку кресла – как только не перекинется, надо же – и глубоко задумывается.
Шара даже знает, о чем думает губернатор. Протянуть или нет руку помощи этой таинственной новой посланнице? Ведь как часто случается с министерскими чиновниками – один неверный шаг, и все добрые дела оборачиваются жуткой катастрофой. И все, кто поддерживал инициативы оступившегося, жестоко платятся за ошибку…
– Я нуждаюсь в вашей помощи, губернатор, – говорит Шара. – Я не могу рассчитывать лишь на полномочия посольства.
Мулагеш фыркает:
– Еще бы.
– Рада, что вы меня понимаете. Я готова сделать все необходимое, чтобы заручиться вашей поддержкой.
– Что, серьезно?
– Да. Я кровно заинтересована в том, чтобы как можно быстрее разобраться с этим делом. И без вашей помощи мне не обойтись.
Мулагеш, пожевав сигариллу, заявляет:
– Откуда мне знать, что вы способны исполнить мое желание?
– Вы удивитесь, узнав, какие у меня возможности.
– Ну ладно. Смотрите, посол Комайд. Я не против того, чтобы быть слугой. В конце концов, все мы, служащие, и есть слуги. Но я прослужила достаточно. И я хочу получить назначение куда-нибудь в приличное место. Получше, чем эта дыра.
