– Э-э-э…
– Понятно. Находится ли тело профессора на территории посольства?
У Питри голова идет кругом. А в самом деле, куда девают тело, когда оно умирает? С духом-то все понятно, а вот с телом-то что происходит?
– Понятно, – вздыхает Тивани. – Вы на машине приехали?
Питри кивает.
– Отлично. Идемте же к машине.
Питри снова кивает. А голова все равно идет кругом! И вот он ведет госпожу Тивани через длинные тени перрона в улочку, где стоит машина. И все оборачивается и оборачивается, смотрит и не верит своим глазам.
Это что же, они ее, что ли, сюда прислали?! Вот эту девчонку? Серую мышку с тоненьким голоском? Сюда, в логово врага, оплот ненависти? Ее же к утру сожрут и косточками плюнут…
Даже сейчас, после многолетних разысканий и изучения предметов культуры, мы не в состоянии восстановить их зримый облик. Скульптуры, картины, фрески, барельефы и резные панно либо непоследовательны в их представлении, либо слишком абстрактны. Так, Колкана изображали и как гладкий камень в тени дерева, и как темную гору в свете яркого солнца, и даже как глиняного человека, сидящего на вершине горы. И тем не менее четкие визуальные образы дают нам более ясное представление, чем те, где объекты нашего исследования возникают в виде абстрактных рисунков или цветовых узоров, едва намеченных кистью художника. Так, к примеру, если верить древним живописцам Континента, Божество Жугов являлось в облике стаи скворцов – ни больше ни меньше.
Данные исследований отрывочны, и мы не можем сделать никаких определенных выводов, исходя из этих сведений. Действительно ли запечатленные скульпторами и художниками существа представали перед людьми в таком облике? Или мы имеем дело с ограничениями человеческого восприятия, и произведения древних мастеров свидетельствуют об опыте, отличном от обычного зрительного?
Возможно, жители Континента не были в состоянии полностью осмыслить представавшее их глазам. А теперь, когда Божества мертвы, мы так никогда и не узнаем правды.
Проходит время, и все замолкают – и люди, и вещи. И боги, похоже, не исключение.
Д. Ефрем Панъюй. Искусство Континента: его сущность и особенности
Она едет и смотрит по сторонам.
Она смотрит на полуобрушенные арки, на просевшие, некогда могучие своды, на проржавевшие шпили и путаные улочки. Смотрит на потускневшие ажурные узоры на фасадах, на пестрые изразцы провалившихся куполов, темные от сажи стекла тимпанов, перекошенные, через одно битые окна. Смотрит на людей – худых от недоедания, оборванных, рахитичных. Как они шныряют по длинным галереям, жмутся в тени дверных ниш – нищие города призрачной славы, города сгинувших диковин. Она смотрит и видит то, что ожидала увидеть, и все же… вид унылых развалин тревожит воображение, и оно живо рисует город таким, каким он был семьдесят, восемьдесят, девяносто лет назад…
Мирград. Град, Стеной обнесенный. Святейшая гора. Престол мира. Город лестниц.
Она, кстати, так никогда и не понимала – при чем тут лестницы? Стены, горы, престолы – понятно, звучит величественно. Но лестницы?
А вот теперь Ашара – или просто Шара, как она предпочитает зваться, – наконец понимает, при чем тут лестницы. Ибо они тут повсюду: вьются в воздухе, ведут в никуда, вздымаются огромными холмами, уводя вверх прямо с тротуаров, переплетаются на разной высоте, как ручьи на лесном склоне, нежданно возникают перед глазами, подобно водопадам и белопенным потокам, и буквально через несколько ярдов открывается нежданный и захватывающий вид…
Наверное, это новое имя. Его могли дать только после Войны. После того, когда все… исчезло.
Так вот как выглядит Миг. Точнее, его последствия…
Интересно, куда вели все эти лестницы раньше, до Войны? Явно не туда, куда сейчас. Просто не верится, что она здесь, что она приехала сюда, что это происходит именно с ней…
Мирград. Город Богов.
Она смотрит в окно машины, и перед ней проплывает город – некогда столица мира, а ныне место запустения и погибели. Но жители упорно отказываются покидать его – Мирград до сих пор третий или четвертый город в мире по населенности. Хотя раньше он был гораздо, гораздо больше… И почему они держатся за эти руины? Зачем живут в опустевшем, выпотрошенном городе, среди вечного холода и теней прошлого?
