— Поехали, — раздался рядом голос Моррисона, и желудок Голда съежился от того, что пол под ногами резко пошел вниз — как в лифте. Скорость спуска быстро росла, но из-за темноты Голд не мог определить, насколько быстрым было движение. Висевшая в шкафу одежда куда-то исчезла, и Голд осторожно протянул вперед руку — потрогать, что находилось перед ним. А перед ним была пустота — по крайней мере, на расстоянии вытянутой руки. Но шагнуть вперед он не решился, остановленный тревожным видением себя и Моррисона, спускающихся в недра земли на платформе размером с дно платяного шкафа. Он отчетливо представил себе бесконечное падение в черную глубину, и холодные бусинки пота выступили на висках героя.
Скорость снижения резко замедлилась, заставив Голда чуть-чуть присесть, следом темноту разрезал ослепительный свет, и Лестер непроизвольно вскрикнул. Быстро заморгав, он стал тереть слезящиеся глаза и лишь затем, опустив руки, огляделся по сторонам.
Они с Моррисоном стояли на казавшейся здесь совершенно неуместной маленькой деревянной платформе посреди зеленой равнины, простиравшейся на все стороны света, покуда хватало глаз. Ни домов, ни строений — бескрайнее спокойное море шелковистой травы. Полуденное солнце было болезненно ярким, но сам воздух — приятно прохладным. Глубоко вздохнув, Моррисон обратился к Голду с беспечной улыбкой:
— Приехали, Лестер. Добро пожаловать в страну-под-горой.
— Что-то эльфов не видать, — безучастно проговорил Голд. — И вообще я ничего не вижу, кроме травы.
— Терпение, Лестер. Здесь нельзя торопить события. В Фэйрии понятие о времени сильно отличается от нашего. Собственно говоря, поэтому они и могут так независимо существовать. Старик-Время способен контролировать Фэйрию лишь отчасти. Возможно, когда-нибудь или Фэйрия, или сам старикан перейдут границы условно дозволенного, и развяжется битва битв, в итоге которой выяснится, кто здесь на самом деле главный. Но поскольку ни он, ни эльфы толком не знают, каковы будут последствия, они просто оставили все как есть и счастливы этим, стараясь не гнать волну.
— Все это очень хорошо, — сказал Голд тоном, выдающим его противоположное мнение, — ну а где эльфы-то?
— Наблюдают за нами. Меня они знают, а вот вас — увы. Прошлая их война черт разберет с кем сделала их осторожными, подозрительными и немножечко параноиками. Как правило, эльфам нет особого дела до визитов людей. Сейчас они решают, пустить нас или прибить на месте. Причем обоих. Лестер, постарайтесь выглядеть обаятельным и интересным.
— Прошу прощения. Это не мой типаж. Рискового и грозного я еще могу изобразить, если от этого будет прок.
— Главное, Лестер, не заводитесь. И будьте другом, уберите руку и не тянитесь за своей пушкой. Давайте не будем давать им повода, а?
— Я начинаю думать, что идея ваша была не слишком остроумна. Мне не нравится это место, мне не нравится способ передвижения, приведший нас сюда, и я совершенно точно знаю, что желания знакомиться с эльфами у меня нет. Как насчет того, чтобы вернуться домой?
— Боюсь, Лестер, что в этом я вам не помощник. Здесь так не делается. Мы вошли в приемную и не можем уйти, пока нам этого не позволят. И не смотрите на меня так: я знаю, что делаю. Я бывал здесь сто раз, и ни разу они меня не прогнали. Правда, я никогда с собой никого не брал. Не хмурьте так брови, Лестер, а то споткнетесь. Я ведь бард, пою старые песни, рассказываю старые сказки, а эльфы питают особую слабость к бардам. Да они готовы пустить нас только затем, чтобы спросить, что вы за фрукт и какого черта я притащил вас с собой.
— Хороший вопрос, — протянул Голд. — И зачем же я здесь?
— Вы — герой. В Фэйрии герои в почете. Эльфы восхищаются бардами, но героев просто обожают. И если в ходе дискуссии и прений мне не удастся склонить их встать на нашу сторону, тогда, возможно, это сделаете вы, подключив свое очарование. Эльфы очень нужны нам, Лестер. Если мы уговорим Двор Унсили помочь нам, эльфы в мгновение ока отыщут нашего загадочного убивца. Они имеют доступ к волшебству и наукам, лежащим за пределами человеческих мечтаний. Помимо этого, их точка зрения кардинально отлична от нашей. Никто не видит мир так отчетливо, как те, кто живет вне его пределов.