Точнее, черная магия: шашни с мертвецами. Разумеется, громко об этом никто не говорил. Занятие, в общем-то, незаконное, но и не сказать, чтобы широко распространенное. По опыту шериф знал: люди довольно болезненно воспринимали саму мысль о том, что сон их дорогих усопших может быть потревожен. Будто бы доктор Миррен в первую очередь станет добиваться ответов на вопросы, которые он не должен был задавать. Тем не менее Миррен поддерживал связи с нужными людьми — как в общественных, так и в политических кругах — и считался лучшим доктором в Шэдоуз-Фолле: он был гением по части диагностики. Это принимали во внимание все. Почти все.
Эриксон наконец дошагал до входной двери и поискал взглядом кнопку звонка. Таковой не обнаружилось, зато на двери висел большой черный железный молоток, отлитый в виде головы льва с оскаленной пастью. Молоток был большой, в два раза больше кулака Эриксона, и шериф невольно почувствовал неохоту прикасаться к нему, словно боясь, что тот вдруг оживет и отхватит ему пальцы. Решительно отбросив вздорную мысль, он взялся за молоток и дважды ударил. Даже сквозь дверь было слышно, как гулким эхом отозвался стук в доме. В остальном было по-прежнему тихо, за исключением шуршания и шелеста, доносящихся из сада за его спиной.
Шериф оглядываться не стал. Он не был уверен, что ему это интересно. Внезапно Эриксона пронзила мысль, и он пошарил в карманах куртки. Где-то был пакетик с мятными леденцами. Не хотелось бы заявиться к доктору Миррену, дыша алкоголем.
Эриксон не считал себя заядлым пьяницей, но любил время от времени пропустить стаканчик-другой. В эти дни «время от времени» сжалось в более короткие промежутки, чем обычно. Поиски убийцы быстро заводили в тупик, и со всех сторон он испытывал все усиливающееся давление. Эриксон делал все, что в его силах, гоняя своих помощников и самого себя немилосердно, но по-прежнему отчитаться ему было особо не в чем. Только десять бездыханных жертв, и нигде никаких следов убийцы. Ни улик, ни подозреваемых — до сих пор даже не определено орудие убийства Единственное, что выяснили, — удары были нанесены тупым инструментом с почти нечеловеческой силой. Ни отпечатков рук, ни отпечатков ног. Ни свидетелей, ни следов передвижения убийцы — ничего, указывающего на присутствие выродка на месте преступления, за исключением жертвы. Ни намеков, ни предположений — полный ноль. Вот Эриксон и подкреплялся спиртным. Время от времени. Иначе он не мог. Хоть что-то должно было питать его силы.
Шериф поднял глаза на широкую возвышающуюся над ним дверную махину. Он бросил все, примчался на вызов, а доктор Миррен не удосужится даже открыть эту чертову дверь. Хотя дверь, конечно, красивая, внушительная — впечатляет. Высотой восемь футов, не меньше. Сделана явно с умыслом — отпугивать посетителей. Дверь, так сказать, осажденного. Человека, у которого есть враги. Отблеск света в самом верху двери привлек внимание шерифа, и он пригляделся получше. Хотя глаза успели привыкнуть к темноте, рассмотреть ему удалось лишь очертания камеры слежения, установленной над верхним косяком. Ну, понятно, почему Миррен так долго не открывает: решил сначала как следует разглядеть гостя.
«Что же ты такое раскопал, доктор? Что тебя напугало?» Дверь распахнулась настежь, и доктор Миррен впился взглядом в шерифа. Лицо его было бледным и измученным, в руках он держал дробовик. Эриксон не шевелился. Миррен внимательно его разглядывал. Губы доктора тряслись, но руки не дрожали и держали ружье твердо. Одет он был кое-как и, судя по темным кругам под глазами, в последнее время явно недосыпал. Доктор заглянул за спину шерифу, а затем бросил взгляд на исчезающую в темноте тропинку. Глаза его метались туда-сюда, словно пытаясь кого-то застичь врасплох. Эриксон осторожно кашлянул.
— Вы просили встречи, доктор. Я так понял, у вас что-то важное...
— Вот именно. Очень. — Миррен опустил ружье, но палец со спускового крючка не снял. — Прошу прощения, камере я больше не доверяю. На мониторе многие штуки не видны.
— А какого рода... «штуки» вы полагали увидеть, доктор? — Эриксон старался осторожно подбирать слова.
