— Не уверен, — голос Миррена был почти извиняющийся. — Может быть.
— «Может быть» звучит недостаточно убедительно.
— Прошу вас, шериф, наберитесь терпения. Мое положение... довольно непростое. Расскажите мне о ходе расследования. Как оно продвигается?
— Никак не продвигается. Я и мои люди с ног сбились в попытках найти хоть какую-то зацепку, и — ни черта. Ни улик, ни мотивов, ни подозреваемых. Только трупы. И как назло, когда все так плохо, Дедушка-Время заперся в своей галерее Мощей и никого не принимает. Даже не пытается объясниться или извиниться. Одно лишь коротенькое письменное предупреждение. Передал через эту «панкушу», которая живет у него.
— Предупреждение? — Миррен выпрямился в кресле, и в его изнуренное лицо словно вдохнули жизнь. — Что в нем?
— «Остерегайтесь Беса». И все. Вам это что-нибудь говорит?
— Нет. — Миррен вновь откинулся на спинку. — Ничего.
Он вдруг будто постарел и еще больше устал, и Эриксон почувствовал мимолетную симпатию к этому человеку. Какие бы ни были у него проблемы — сил у доктора они отняли достаточно. Эриксон начал подумывать о том, что его поездка оказалась не такой уж напрасной тратой времени. Что-то здесь произошло, что-то достаточно гнусное, чтобы напугать до смерти человека, который якшается с мертвыми по десять раз на дню только забавы ради. Что может такого напугать? Эриксон решил продолжить разговор и посмотреть — куда заведет беседа.
— Я направил людей порыться в библиотеках и поспрашивать всевозможных городских магов, что это за Бес такой, но пока что мы не накопали ничего. Также я не могу получить ответа на вопрос почему Дедушка-Время решил изолировать себя от города. Насколько мне известно, прежде за ним такого не наблюдалось.
Миррен медленно кивнул:
— Как долго Время находится в изоляции?
— Почти двенадцать часов. Хотя автоматы его шастают туда-сюда: я получаю донесения о том, что их видели почти во всех районах города. Один даже появлялся на месте последнего убийства, тело еще было теплым. Вы о нем еще не слыхали. Кейт Январь. Следователь-экстрасенс из книжного сериала конца шестидесятых, никогда особо не пользовавшегося популярностью и в последующие годы не переиздававшегося. Он был найден мертвым в своем доме. Судя по всему, бился за свою жизнь отчаянно. В комнате все вверх дном. Мои люди исползали ее всю и протралили мелкозубой расческой. На этот раз повезло — кое-что нашли. Нитка от одежды, грязь с ботинка убийцы. Не много.
— Вы знали его, шериф?
— Знал. Довелось пару раз вести с ним дело. Толковый парень. Добыл такие результаты, какие без его помощи мне добыть не удалось бы. Иногда мы с ним встречались, пропускали по рюмочке-другой, болтали о том о сем... Теперь и его убили, а я ни черта не могу сделать, чтобы хоть что-то выяснить! Все годы учебы, практики, весь накопленный опыт — коту под хвост! Я не в состоянии даже найти убийцу моего друга...
— А было ли что-нибудь... необычное в этом убийстве?
— Было. Отсутствие признаков насильственного вторжения, что означает: убийца жертве был знаком. Кроме того, там был Джек Фетч. Нарисовался немного погодя после ухода автомата. Что характерно, ничего не делал — стоял истуканом, глазел, мешал только, потому что мои люди от страха чуть в штаны не наложили. Вот это и было необычно. Пугало по своему обыкновению появляется там, где он должен совершить какую-нибудь пакость. Чем больше я об этом думаю, тем меньше мне это нравится. Время прячется, Фетч шляется один без присмотра. Все это что-нибудь да значит...
Не сводя друг с друга глаз, несколько секунд они посидели молча. Эриксон отчасти сожалел, что открылся Миррену. Друзьями-то они не были. Так, знакомые. Навряд ли у Миррена вообще имелись друзья. Потому что, как говорится, коммуникабельным назвать его было трудно. Но Эриксону просто необходимо было с кем-то переговорить, поделиться, иначе он мог сорваться.
— Могу я предложить вам выпить, шериф? — вдруг выпалил Миррен. — Терпеть не могу пить в одиночку. Дурная привычка для практикующего врача.
— Грех отказываться от стаканчика, когда предлагают, — ответил Эриксон, внимательно следя за тем, чтобы его ответ прозвучал как можно более непринужденно.
