Он подбежал к лежащему человеку (все-таки парень, хотя и длинноволосый), схватил того под мышки и поволок под защиту черного бока горелой машины. Парень стонал и матерился сквозь зубы.
Пули вдруг из нематериальных стали вполне реальными, реальной стала и опасность, которую они несли с собой. Ивану казалось, что, еще немного, и прямо между незащищенных лопаток ударит крохотная смерть, он прямо-таки чувствовал спиной ненавидящий взгляд стрелковской оптики. Hо вдруг неожиданно за спиной встала чудесная, закопченая стенка автомобиля, и он отпустил рыжего парня, облегченно вздохнув.
— Эй, — зашипел рыжий, — раз уж ты вытащил меня оттуда, будь любезен проводить до машины, я не хочу, избежав встречи с пулей одного стрелка, стать мишенью для какого-нибудь другого, поудачливей…
— Заткнись, — сказал Иван с удовольствием.
Он осторожно выглянул из-за капота. Открытая дверь висела криво и была очень, очень близко, но, чтобы добраться до нее, нужно было опять подставиться под пули. Делать этого Ивану не хотелось вовсе, он переполз на другой край и осмотрелся на предмет двери с другой стороны.
Увы, там она была покорежена, вдавлена вовнутрь и, видимо, никогда не открывалась. Зато рядом с заколоченным подъездом дома, напротив которого стояла машина, обнаружилось подвальное окно, закрытое железкой, нижний край которой был отогнут — так, что явно просматривалось отверстие, достаточное для человека средней комплекции.
— Видишь? — показал Иван на подвальное окно рыжему.
— Ты чего, больной — в подвал соваться? Давай в тачку!
— Сам дурак! Пока я тебя буду загружать, меня десять раз ухлопают. Hу-ка…
Hе слушая дальнейших возражений, он подхватил рыжего на спину и поволок к окну.
Все прошло на удивление гладко. Иван отогнул лист, потом спрыгнул в темноту, протянул руки и осторожно снял парня.
Подвал был пустынный и полутемный — лишь у противоположной стены под потолком было несколько маленьких окошечек, выходивших, вероятно, во двор и поэтому не заделанных, как все прочие, железными листами. Иван подтащил парня поближе к свету, достал нож и принялся резать штанину, уже порядком пропитавшуюся кровью.
Потом он скинул куртку, стянул рубашку, отрезал и разорвал на полосы рукава. Парень наблюдал за всем этим с мрачным выражением лица.
— Навылет, — сообщил Иван, промокнув рану обрывками материи. Кость, вроде, не задета — но поручиться не могу. Очень больно?
— Нормально. Терпимо, — буркнул парень.
— Тогда, наверное, побегаешь еще. Сейчас перевяжу. Промыть бы да где в вашем гадюшнике чистая вода… Блин!
Он неожиданно вспомнил о фляжке. Маленькая плоская бутылочка. Дорогая, зараза. Плевать, на день рождения он уже не попал. Если не разбилась — должна быть в боковом кармане. Хотя — если б разбилась, он бы почувствовал.
Вот она, целехонька. Печать — долой, пробка… штопора нет. Туда ее, внутрь бутылки, так, все.
— Что это? — подозрительно спросил рыжий, — я не пью.
— Тебя никто и не просит. Больно будет, учти.
Жидкость цвета темного чая. И крепость — хорошие сорок градусов. Рыжий сжал зубы, с шумом вдыхая воздух.
— Фу, черт, никогда не любил вида крови, — сообщил он и криво улыбнулся. Лицо его было бледным.
— Так-то лучше. По крайней мере, не загнешься от заражения крови. Теперь наложу повязку. Вот. А теперь, вроде, не грех бы и познакомиться, а? Ты как считаешь? Меня зовут Иван.
— Макс. Вообще-то Максимилиан, но больно уж имя дурацкое. Макс — и короче, и лучше, меня так все зовут.
— Окей, Макс — так Макс. И что ж мне теперь с тобой, Макс, делать прикажешь?
— Тебе со мной? Hе смеши, цивик. Твоя дорога — твоя дорога, мой путь — мой путь. Спасибо тебе, конечно, что помог, но дальше иди лучше своей дорогой, куда шел. А я пойду своей.
— Цивик? Это от «циник», что ли?
— Нет, — неохотно пояснил Макс, — это сокращение от «цивил».
— А кто такой цивил?
— Это ты. Все, приехали. Я пошел.
Он попытался подняться, оперся на раненую ногу и упал на пол. Иван стоял, задумчиво глядя на то как он пытается встать.
— Помоги, — наконец мрачно и глухо сказал Макс.
— Ты примешь помощь от цивика? — усмехнулся Иван, — а как же «твоя дорога — твоя дорога»?
