— Я не собираюсь спасать элантрийцев, а потом оставить их сражаться друг с другом до конца жизни. И я не хочу строить наше общество на крови. Возможно, люди Шаора забыли, что такое быть людьми, но я помню.
Дыол нахмурился.
— С Каратой и Аанденом у тебя был шанс, пусть даже шаткий. Но Шаор совсем из другого теста, сюл. В его шайке не осталось ни капли человеческого; ты не сумеешь договориться с ним.
— Тогда я верну им способность договариваться, — упрямо ответил принц.
— Как ты намереваешься это сделать?
— Найду способ.
Раоден опустился на колени рядом с мертвецом. Ему не давало покоя ощущение, что не так давно они встречались. Принц не мог сказать с уверенностью, но ему казалось, что это один из людей Таана, которых он убеждал во время вылазки Дэйша.
«Значит, слухи не врут». — У Раодена перехватило дыхание. Многие из банды Таана присоединились к нему, но ходили сплетни, что еще больше перекочевало в район рынка и нашло дорогу к Шаора. Такая версия казалась правдоподобной — ведь следовали же они за Аанденом, которого с первого взгляда можно было признать по меньшей мере неуравновешенным. До дикарей Шаора тут уже было недалеко.
— Господин Дух, — неуверенно спросил Саолин, — что будем с ними делать?
Раоден с жалостью оглядел раненых.
— Они больше не представляют для нас угрозы. Отнесем их к остальным.
Вскоре после успеха с бандой Аандена и последовавшего за этим пополнения рядов собственного отряда Раоден приступил к задаче, которая не давала ему покоя с самого начала. Он принялся подбирать сломленных болью элантрийцев.
Он находил их на улицах и в канавах, обыскивал разрушенные и целые дома, стремясь подобрать всех до последнего. Город был огромен, а помощников у принца было немного, но они успели найти уже сотни измученных людей. Их сносили во второе отчищенное Кахаром здание: просторный открытый дом, который первоначально Раоден собирался использовать для общих сборов. Терзания хоедов от этого не уменьшились, но по крайней мере они страдали в сносных услових.
И им не приходилось мучиться в одиночестве. Раоден попросил своих сторонников навещать импровизированный приют. Как правило, в любое время дня там можно было застать двоих-троих элантрийцев, которые успокаивали страдальцев и старались устроить их поудобнее. Помощь была невелика, и никто не мог выдержать среди хоедов долго, но принц убеждал себя, что они получают хоть какое-то облегчение. Он следовал собственному указанию и заходил в Зал павших каждый день; ему начало казаться, что состояние мучимых болью людей улучшается. Они по-прежнему стонали и бормотали или смотрели на него пустым взглядом, но самые громкие уже не жаловались на боль непрерывно. Если поначалу Зал наполняли отголоски испуганных криков, то теперь в нем царили еле различимый шепот и отчаяние.
Сейчас Раоден хмуро двигался между рядами лежащих хоедов, помогая нести одного из раненых громил. Четверо из нападавших остались в живых, а пятого, которого обезглавил Саолин, они похоронили. По общему мнению, если элантрийца обезглавить, он умирал — по крайней мере, когда голову отделяли от тела, глаза оставались неподвижными, а губы не шевелились.
Принц прислушался к тихому бормотанию хоедов.
— Так красив… был таким красивым…
— Жизнь, жизнь, жизнь, жизнь…
— Ох, Доми, где же ты? Когда это закончится? Ох, Доми…
Обычно ему приходилось делать усилие, чтобы не вслушиваться, иначе начинало грозить безумие, а тело вспоминало собственную боль. Йен тоже находился в Зале, покачиваясь среди лежащих тел. Сеон проводил там немало времени, и принц находил его присутствие подобающим месту.
В подавленном настроении Раоден с охраной без единого слова покинули Зал. Он нарушил молчание, только когда заметил, что мантия Саолина порвана.
— Ты ранен!
— Пустяки, милорд, — равнодушно отмахнулся солдат.
— Скромность хороша для внешнего мира, Саолин, а здесь любое ранение — серьезное дело. И прошу, прими мои извинения.
— Милорд, — искренне ответил Саолин, — я элантриец и горжусь этой раной. Я получил ее, защищая свой народ.
Раоден с мукой во взгляде оглянулся на Зал.
