Посланное по колонне приказание, дойдя до национальных рот, упиралось в немую стену и потухало.
Громадная, на восемь километров растянувшаяся колонна полка трудно ворочалась среди горных преград, приникала к тропе и медленно, непослушно, туго подвигалась вперед. Потом, в следующие дни похода, научились мы на этом опыте искусству движения в горах. Стали двигаться легкими, гибкими эшелонами. Стали выделять специальных людей для передачи по колонне приказаний. Выделили командиров — «ответственных замыкающих», которые, двигаясь в хвосте эшелона, следили за тем, чтобы не отрывались куски колонны и не рвалась связь с головой. Научились порядку, дисциплине движения. Многому научились.
Нет, недаром мы обливались потом на этой чертовой тропе в Кинтрышском ущелье.
3
— Смотреть вправо-о!
— Смотреть вправо-о!
— Смотреть вправо зорко-о!
Вправо — обрыв. Не одна лошадь упала туда сегодня. Идет по осыпающемуся, непрочному, обманчиво тихому краю тропы, вдруг оступится и, увлекая за собой камни, ломая ветки кустарника, летит вниз. И тогда, ни минуты не раздумывая, бросается за ней в обрыв ее вьюковожатый на выручку друга-коня. Несется по колонне:
— Лошадь упала-а-а!
Останавливается колонна, и люди, обливаясь потом, торопятся на помощь.
Особо отличалась армянская рота. Бойцы ее не знали усталости. Во главе с командиром взвода Лилояном они по первому зову бросались на выручку. Не зная русского языка, они как-то быстро устанавливали свой особый, интернациональный язык с бойцами других рот. И договаривались. Спасали лошадей. Шумно и дружно вытаскивали их на тропу, улыбаясь, вытирали пот и торопились в строй обратно.
В армянской роте упал мул. Он упал на край тропы и, беспомощный, трепыхался, силясь встать. Старшина роты Нагапетян сразу сообразил, что эти попытки приведут к тому, что мул свалится в обрыв. И Нагапетян бросается на мула, наваливается, удерживая его всей тяжестью своего тела. Так трепыхаются они над самым краем обрыва, пока не подбегают на выручку товарищи. Мул спасен. Нагапетян уже хлопочет около вьюков.
Ленивый киномеханик Туренко отлично показал себя в эту ночь. Он брел за вьюком и проклинал по своему обыкновению и ночь и горы. Он любил поворчать, но, когда лошадь покатилась в обрыв, увлекая за собой ценную киноаппаратуру, он первый вырвал повод из рук растерявшегося вьюковожатого и, упав на тропу, извиваясь и изнемогая, держал повод коня, пока его не вытащили.
В химвзводе у вьюковожатого Коржева заболел конь. Он свалился на тропу, бился, барахтался. И всю ночь Коржев дежурил около него, заботливый, как мать у постели больного ребенка. Он ласково трепал коня по холке, утешал его и зорко смотрел вправо, в обрыв… Конь в обрыв не слетел.
В батарее артиллерийская лошадь, полетев в обрыв, застряла на ребре, на маленькой площадке. Туда спустились комбат Сердюков и несколько артиллеристов. Они суетились около лошади, понимая, что малейшее неосторожное движение — и они будут на камнях в Кинтрыше… Лошадь спасли.
4
Так идем, а горы темнеют. Беспокойно поглядывает то на небо, то на карту начальник колонны. И дойдем, не дойдем к ночи да Дид-Ваке — загадочно.
Торопятся бойцы. Какая-то единая сила крепко связала всех бойцов и командиров — русских, грузин, армян и тюрок. Торопятся бойцы. И когда по колонне сообщают: «лошадь упала», начальник колонны отвечает быстро:
— Командиру роты выделить людей для помощи. Колонне продолжать движение.
И колонна течет мимо упавшей лошади.
А в обрыве суетятся люди и, если вытащить невозможно, спокойно остаются дежурить всю ночь. А колонна течет мимо, медленно извивающейся стоголовой, стоногой гусеницей.
И вдруг колонна стала. В чем дело?
— Почему стали?
Колонна останавливается, нервно ждет команды. Вглядывается вперед, в темноту, где редкие мигают фонари. Кони, чуя темноту, нетерпеливо рвутся, танцуют, ходят, ревут ишаки, обмахиваются хвостами и вот-вот, пошевельнувшись неосторожно, слетят в обрыв.
— Нельзя стоять, лошади падают! — несется по колонне из хвоста в голову.
Каждый, передавая вперед, произносит это отчаянно и тревожно, так как и его лошадь ее может стоять под вьюками. Нельзя стоять!..
