– Это была моя ошибка, и я не намерен повторять ее, – сухо отозвался Жан-Марк. Взглянув на Катрин, он нахмурился. – Вы хорошо себя чувствуете, Катрин? Вы что-то бледны.
– Это вы бледны, Жан-Марк. – Взгляд Катрин скользнул от картины, приковавшей к себе ее внимание, к лицу кузена. – Я очень надеюсь, что вы оправились после ранения.
– Настолько, насколько возможно за такой короткий срок. Позвольте представить вам мадемуазель Жюльетту де Клеман, одновременно мою спасительницу и му… Катрин! Держи ее, Филипп!
Катрин отчаянно вцепилась в руку Филиппа.
– Со мной все в порядке. Видимо, это из-за жары. – Дыхание слабыми толчками вырывалось из груди девушки. – Могу я присесть?..
– Почему вы сразу не сказали, что вам нехорошо? – резко спросил Жан-Марк.
Глаза Катрин затуманились от огорчения.
– Вы сердитесь. Я не хотела. Мне очень жаль…
– Я не сержусь… – Жан-Марк явно пытался сдержать раздражение, что прорывалось в его голосе. – У вас неполадки с желудком?
– Нет. Да, чуть-чуть. – С бледных губ Катрин слова слетали с трудом. – Извините, Жан-Марк.
– Это не ваша вина. Я пошлю за врачом.
– Ой, нет, я уверена, что скоро приду в себя! – Глаза Катрин наполнились слезами. – Я ни в коем случае не должна… – Она поднялась и снова пошатнулась. – Жан-Марк, по-моему…
– Все дело в ее корсете.
При звуке звонкого голоса Жюльетты Жан-Марк обернулся:
– Прошу прощения?
Жюльетта с мрачным отвращением глядела на Катрин.
– Почему вы не скажете, что вам трудно дышать?
Нежную кожу Катрин залила краска стыда.
– Пожалуйста, я могу… – Она с несчастным видом замолчала.
– Ради бога. – Жюльетта обратилась к Филиппу:
– Дайте ваш кинжал.
– Что?
– Ваш кинжал, – повторила Жюльетта, протягивая испачканную краской руку. – Нет времени ее расшнуровывать. Вы что, ждете, чтобы она плюхнулась вам под ноги, как дохлая рыба?
– Нет, что вы! – испугался Филипп.
– Вы хотите сказать, что она слишком туго затянута в корсет? – беспечно спросил Жан-Марк.
– Вы разве не видите, что ей не хватает воздуха?
Жан-Марк повернулся к Катрин:
– Из-за этого?..
По щекам девушки покатились слезы.
– Проклятие! Почему вы нам не сказали?
– Моя гувернантка Клер считает, что такие вещи не обсуждаются в приличном обществе. Я боялась, что вы подумаете… – Голос Катрин оборвался – всхлипывание почти лишило ее воздуха.
– Кинжал! – Пальцы Жюльетты требовательно сжались, и Филипп наконец отстегнул украшенный драгоценностями кинжал и вложил ей в руку.
Жюльетта, бросив кинжал на кровать, тут же встала за спину Катрин, и начала расстегивать ее парчовое платье персикового цвета.
– Очень глупо, что вы позволяете им так поступать с собой. Почему вы не боролись с ними?
– Но это же совсем ненадолго. Клер сказала, каждая женщина должна помучиться, чтобы выглядеть привлекательной.
– Не разговаривайте! – приказала Жюльетта. – Берегите дыхание. Скажите своему отцу, – посмотрела она на Жан-Марка, – что эта Клер – дура и ее надо уволить. Ясно же, что девочка слишком нежна, чтобы бороться за себя.
Жюльетта расстегнула платье Катрин. Надо было обнажить шнуровку корсета.
Катрин неожиданно заупрямилась:
– Нет.
Жюльетта грозно посмотрела на нее.
– Прекратите дурить! Вы что, хотите…
– Филипп должен выйти. Неприлично, чтобы он увидел меня в нижнем белье.
Жюльетта в изумлении уставилась на Катрин.
– Неприлично? Если вам сейчас не расшнуровать корсет, то вы станете похожи на цыпленка со свернутой шеей.
Катрин стиснула зубы.
– Это неприлично.
– Выйди на пятнадцать минут, Филипп, – быстро сказал Жан-Марк.
Филипп кивнул и, прежде чем покинуть комнату, одарил Катрин понимающей улыбкой.
Жюльетта подняла с кровати кинжал и ловко стала разрезать шнуровку корсета. Через минуту было покончено с последним шнурком, и корсет распахнулся.
– Ну, вот и все.
Катрин глубоко и судорожно втянула воздух.
– Спасибо вам.
– Не благодарите меня. Вас вообще не следовало затягивать. С сегодняшнего дня, если кто-нибудь захочет вас затолкать в корсет, вырывайтесь. Сколько вам лет?
– Тринадцать.
– Мне четырнадцать, и я не ношу его с семи лет. Маргарита, как ни билась со мной, отступила. Разве можно лишать себя дыхания только потому, что этого требует мода! – Жюльетта обернулась к Жан-Марку и резко спросила:
