– Что вас так беспокоит, Катрин? – ласково спросил Филипп Андреас. – В письме Жан-Марка говорится, что он вне опасности и быстро поправляется.
Катрин сделала попытку улыбнуться.
– Я знаю, что с ним все будет хорошо. Жан-Марк такой… неуязвимый.
Глаза Филиппа блеснули.
– Поэтому вы и ходите вокруг него на цыпочках и глаза у вас становятся как фарфоровые блюдца?
– Я и правда нервничаю в его присутствии. – Катрин поспешно добавила:
– Но вообще-то он исключительно предупредителен со мной. Никто не мог бы быть добрее.
– И моя ничтожная персона? Быстро же вы меня вычеркнули, мадемуазель Катрин.
– О нет. Я не хотела сказать, что вы… – Катрин запнулась, увидев, что Филипп откинул голову и расхохотался. Неудивительно, что он поддразнивает ее, обращается с ней со снисходительной веселостью, раз она ведет себя, как наивная дура. Но как она могла держаться иначе, если он прекрасен, как древнегреческий голубоглазый бог в одной из книжек кузена Дени!
Всегда модно одетый, сегодня Филипп выглядел особенно элегантным. На его высокой мужественной фигуре ладно сидели шелковая визитка цвета морской волны и жилет из золотой парчи. Черные атласные панталоны плавно очерчивали линию его бедер и оканчивались под коленями, открывая белые чулки, облегавшие его мускулистые икры.
– Достать вам веер из саквояжа? Вы побледнели.
Катрин выпрямилась.
– Я просто расстроена. Меня беспокоит рана Жан-Марка… – «Господь, конечно, накажет меня за эту бесстыдную ложь», – мрачно подумала девушка.
Филипп кивнул.
– Вы и устали. Долгое путешествие из Марселя, а сразу по приезде – известие о ранении Жан-Марка.
– Да. – Катрин невидяще глядела в окно. – К тому же мне не хотелось покидать кузена Дени в такое время.
– Да?
– Он умирает, Филипп. – Катрин перевела взгляд на Филиппа. – Разве не так?
– Вздор. Ему еще… – Голос Филиппа прервался, и он кивнул. – Да, Жан-Марк говорил, что отцу недолго осталось жить.
– Кузен Дени всегда был так добр ко мне, – прошептала девушка, и в ее глазах заблестели слезы. – Я намерена была остаться с ним до конца, но он этого не хочет. Поэтому я притворилась, что ничего не знаю, когда он предложил мне уехать в школу. Иногда нелегко решить, как лучше поступить, правда, Филипп?
Филипп дотронулся до руки Катрин.
– Вы хорошо справляетесь, милая кошечка. В любом возрасте трудно встречать смерть.
Успокаивающее прикосновение Филиппа вселило в Катрин безмятежность.
– Мы подъезжаем к гостинице, – объявил он. – Вам станет лучше, как только вы убедитесь, что рана Жан-Марка не серьезна.
Разумеется, Катрин была очень привязана к Жан-Марку.
И нехорошо желать, чтобы путешествие длилось до бесконечности. Так славно греться ей в теплых лучах ослепительной улыбки Филиппа!
* * *
– Это они. – Жюльетта стояла у окна, глядя на экипаж, остановившийся перед дверью гостиницы. Лакей помог хрупкой, роскошно одетой девушке выйти из кареты. – А может, и нет.
Жан-Марк, с трудом передвигаясь, подошел к окну и увидел, как Филипп взял Катрин под руку, сопровождая ее к двери.
– Да, это Катрин. – Он опустился на ближайший стул. – Вы, кажется, удивлены?
– Не такой я ее себе представляла. – Жюльетта почувствовала облегчение: не пышный ангел, а прелестное хрупкое дитя не старше ее. Придя в комнату Жан-Марка сегодня утром, она испытала странное потрясение. Стройный, элегантный, властный, с повязкой, скрытой под прекрасным полотном белой рубашки, Жан-Марк выглядел независимым и уже как-то отдалился от нее. Но сейчас, когда он поспешил сесть на ближайший стул и бледность залила его лицо, стало ясно, что еще некоторбе время он будет принадлежать ей.
– Вы уже достаточно долгое время провели на ногах. Ложитесь и отдыхайте.
– Сейчас. Вы не собираетесь спуститься и поприветствовать наших гостей?
– Они ваши гости. – Жюльетта подошла к мольберту и взялась за кисть. – Месье Гийом проводит их в вашу комнату.
– Жюльетта… – Жан-Марк с легкой улыбкой покачал головой. – Вы не можете без конца скрываться за своими картинами и дерзким языком.
– Не понимаю, о чем вы. Я просто не желаю…
– Жан-Марк, что это за дурацкая история, в которую ты влип? – Филипп Андреас распахнул дверь, пропустив Катрин впереди себя в комнату. – Ввязался в драку. Ты ведь предпочитаешь сражение умов.
