— Чего проще — дуб зеленый, — весело подсказал Михаил. — Именно о нем он расспрашивал Екатерину Васильевну. Это ее насторожило. Она, умница, и указала ему то место, где запланировала ставить фундамент нового домика. А дуба в глаза не видела. От него давным давно светлая память осталась. А жаль. Он был единственным на выпасе объектом, дающим в жару обильную тень.
— Притормозите-ка со своими словесами, — оживилась Наташка. — Туканов ведь прекратил поиски, когда Синицыны рассчитались с ним бриллиантами.
— Временно, — вступил в разговор Иваныч. — Он не дурак, быстро разобрался, что обладатели внушительного богатства так, как Синицыны, не живут. От них он рассчитывал получить остатки бриллиантов раскуроченного ожерелья и только. А ко мне заявился, поверив Райнхильде, что я и в самом деле дряхлый сын Поспелова. Следовательно, со слов «моей матушки Ольги», должен помнить точное место, где росло несчастное дерево. Она, мол, с Поспеловым не один раз под ним отдыхала. Все плакался мне, жаловался на свою нищету, большие долги, скупердяйку-жену. Предложил в долю вступить. Ну я и послал его куда подальше, да еще пригрозил полицией. Не думал, что этот слизняк за деньги на преступление пойдет. Вот и получил по голове. Да-а-а… И как будто ума прибавилось. — Иваныч обреченно махнул рукой. — Вроде и жизнью не дорожил, а как конец забрезжил, такой славной она мне показалась.
— Интересно, — задумчиво протянула Наташка, — как Туканов вообще вышел на Райнхильду?
— Скорее, она на него вышла, — уставившись в окно, заметила я. — В процессе поисков пропавшего родственника… Слушайте, неужели купец Поспелов был настолько неосмотрительным человеком, что зарыл заначку под единственным на выпасе деревом? Да еще в присутствии свидетеля, конюха.
— Ох уж эта людская жадность! Под дубом действительно захоронен Клад. — Иваныч тяжело вздохнул и, словно сбросив тяжкие оковы, проскрипел: — Та к звали любимого жеребца Поспелова. Словно предчувствовал разлуку с хозяином, пал бедняга наутро после прощания с ним. Не пережил расставания. Конюх любимца под дубом и закопал. Не смог бросить на растерзание зверям да воронью. Поступил так, как просил Поспелов. Только купец не думал, что это случится скоро.
— Это вам отец рассказал? — дрожащим голосом спросила я.
— Дед. Александр Иваныч Найденов. Фамилию ему все тот же конюх придумал, когда он грязным оборвышем явился к нему, спустя три месяца после неудачного бегства с родителями. Потерялся в дороге. Фамилию Прохор Михайлович намеренно изменил и на следующий же день перевез мальчонку к бездетной сестре в город. Боялся и за него, и за свою семью. В то время расстреливали без суда и следствия. И красные, и белые, и просто бандиты. Дед был очень благодарен Дьячковым за спасение и материальную поддержку. Ну а дальше, вон оно как все повернулось… — Иваныч пожевал тонкими губами и перевел разговор на другую тему: — Вы Райнхильде ничего не говорите. Не надо. Я привык к своему укладу жизни, не хочу ничего менять. Пусть спокойно уезжает домой. Анна ей все объяснила еще в четверг. И спровадила. Та к она не послушалась и опять прикатила. А следом ее муженек заявился.
— Интересно, а зачем она на участок Синицыных забрела? Мы в субботу ее там видели, — жалобно спросила я, всей душой жалея верного коня.
— Ни за что не догадаетесь, — улыбнулся Михаил. — Фрау принесла букет цветов, чтобы возложить на место захоронения легендарного Клада и счастливого прошлого родных людей. Ее сентиментальная бабушка со слов своего отца это место детально описала. Прямо поверх песчаной отмели дуб рос. Ворота участка Синицыных оказались открытыми, фрау вошла беспрепятственно и сразу направилась к бане, рассчитывая найти там хозяев. Естественно разволновалась и приняла дополнительную таблеточку. В бане сознание и потеряла.
Наташка судорожно всхлипнула, жалея всех сразу. Себя в том числе, ну и, само собой, меня. Не будучи в силах вымолвить хоть слово, подвинулась, освобождая мне место рядом с собой. Михаил, уставившись в одну точку, нервно постукивал ребром ладони по подлокотнику кресла.
