«Слава» стояла на рейде, готовясь к отплытию в Вест-Индию. Как-то за обедом соседом Хорнблоуэра оказался прибывший на корабль по делам Пейн. Ловко переводя разговор в нужное русло, Хорнблоуэр, как бы невзначай, поинтересовался, что сталось с вдовой Мак-Кула.
— Вдова? Какая вдова? — удивился Пейн. — Насколько мне известно, он женат не был. В Париже, правда, у него была какая-то танцовщица по прозвищу «Цыганочка»… Что же касается вдовы, таковой у него не имелось.
— Понятно, — сказал Хорнблоуэр.
Теперь все окончательно встало на свои места. Письмо было просто ловким отвлекающим маневром, как и зашифрованное стихотворение. Хорнблоуэр не сомневался, что прибытие по указанному адресу сундука и письма, адресованного «вдове Мак-Кул», вызовет самое пристальное внимание со стороны проживающих по этому адресу людей. Ему стало даже немного обидно, что он так переживал по поводу несуществующей вдовы. Но как бы то ни было, теперь письмо могло на законном основании разделить участь сундука и отправиться за борт. А Пейну он оказал серьезную услугу — спас от позора и насмешек, хотя тот, конечно же, никогда об этом не узнает.
ХОРНБЛАУЭР И ВДОВА МАККУЛ
Рассказ
(перевод: Константин Киричук)
(Опубликовано в США как: «Искушение Хорнблауэра»)
Флот Ла-Манша наконец-то пришел в укрытие. Дерево корпусов, паруса и такелаж больше не могли противостоять ревущим западным штормам — и девятнадцать линейных кораблей и семь фрегатов, под командой адмирала Бридпорта, державшего свой флаг на флагманской «Виктории», на время оставили свой пост на подступах к Бресту, на котором они бессменно находились уже шесть лет. Теперь же английские корабли обогнули Берри-Хэд и бросили якоря в относительно спокойных водах бухты Тор.
Можно было простить удивление человека, не привыкшего к морю — «сухопутной крысе» в жизни не понять, какое убежище можно найти здесь, но для измученных непогодой и насквозь продутых ветрами британских экипажей, которые провели целую вечность, бороздя серые волны Бискайского залива и едва вырвались из когтей скалистого побережья Бретани, эта покрытая белой штормовой пеной якорная стоянка казалась настоящим раем. Можно было даже выслать шлюпки в Бриксгэм и Торкуэй за письмами и свежей водой — на большинстве кораблей офицеры и матросы уже в течение трех месяцев не видели ни того, ни другого. Даже в этот зимний день было чертовски приятно глотнуть чистой, свежей воды, столь отличающейся от зловонной зеленоватой жидкости, скудную порцию которой еще вчера распределяли под бдительным присмотром часового.
Младший лейтенант линейного корабля «Слава» прохаживался по верхней палубе, кутаясь в свой тяжелый бушлат, а корабль тяжело переваливался на волнах, удерживаемый якорем. Пронизывающий ветер выжимал из глаз лейтенанта слезы, но, не смотря на это, он время от времени останавливался и пристально поглядывал в подзорную трубу на мачты флагманского корабля: в качестве сигнального офицера он отвечал за быструю, точную расшифровку и передачу сигналов, а как раз сейчас для них наступало самое время. Адмиральские приказы о пополнении припасов и свозе на берег больных, приглашения на обед, которыми обменивались капитаны и, наконец, просто обмен новостями после долгого пребывания в море.
Хорнблауэр заметил маленькую шлюпку, отчалившую от французского призового судна, которое флот захватил вчера по дороге в бухту Тор. Харт, шкиперский помощник, был направлен на него в качестве призмастера и наверняка счастлив был закончить свое опасное путешествие. Теперь, когда приз был благополучно доставлен к английским берегам и встал на якорь под защитой флота, Харт возвращался на «Славу» с докладом. Само по себе это событие вряд ли могло заинтересовать сигнального офицера линейного корабля, но Харт выглядел несколько необычно возбужденным и, коротко доложившись вахтенному офицеру, поспешил со своими новостями вниз. Прошло всего несколько минут и Хорнблауэр уже получал новые приказы, призывающие его к немедленному действию.
Сопровождаемый Хартом на палубу поднялся сам командир «Славы» — капитан Сойер.
