Вот и теперь, вспоминая Россию, он вспомнил север. Может быть, это сказалась кровь предков, а, может быть, действительно русский север обладает чарующей силой. Весь отдавшись нахлынувшим воспоминаниям, Пьер не заметил, как наступила безлунная ночь. Кругом замелькали светляки, искорками пролетая в беззвучном воздухе, засновали козодои и летучие мыши. Постепенно стихало и птичье пение, и только отдельные голоса дневного хора кое-где досвис-тывали свои партии.
Вдруг Пьер остановился, как вкопанный. Справа на ис-синя-темном небе задрожало и заколебалось пятно белого матового света. Словно северное сияние затрепетало оно на правой стороне вершины, похожей на Фузи-Яму. Дрожащими руками Пьер достал зрительную трубу и направил на гору. Слабый свет играл на снежном покрове, ясно обнаруживая, что его источник — колеблющееся пламя.
— Гора Лунного духа! — воскликнул он глухим от волнения голосом, опуская зрительную трубу.
Вглядываясь простым глазом, он заметил слабую светящуюся полосу, похожую на луч прожектора, которая подымалась из глубины левого края соседнего плато к горе Лунного духа.
— Корбо угадал, — быстро пронеслись мысли, — это, ве-роятно, вулканический цирк с неостывшей еще лавой, и расплавленная масса бросает свой отсвет на горную вершину.
Но его смущало то обстоятельство, что свет падал отдельным снопом, а не освещал всей окрестности, как следовало бы ожидать.
— Вероятно, — думал он, — лава лежит в глубокой щели, и по капризу природы свет выходит из нее в одном только направлении.
Но как бы там ни было, перед ним находилась гора Лунного духа, которую он надеялся отыскать только завтра. Словно опьянев, Пьер радостно захлопал в ладоши и поздравил себя с успехом. В честь своего учителя и друга он назвал гору вершиной Корбо. Завтра же решил он исправить свои ошибки в вычислениях и точно определить широту и долготу, под которыми находится открытая им гора.
Но вдруг тревога охватила его.
— Если хартумцы, — думал он, — увидят этот свет, они тотчас же в паническом страхе побегут обратно.
Он взглянул на светящуюся сторону вершины, и она, действительно, производила жуткое впечатление, похожее на то, какое испытываешь в ледяных пустынях севера, когда на небе бегают и играют всполохи. Он быстро пошел к месту стоянки, где ярко пылали костры из обломков коры пробкового дуба и сухих стволов кактуса.
Войдя в круг огней, Пьер увидел, что его носильщики спали сном праведников, и только Ибрагим дремал, сидя на корточках, в ожидании своего господина. Пьер послал его спать и огляделся кругом. Свет костров не давал ничего видеть дальше пламенных бликов, которые он бросал на ближайшие камни и группы деревьев — остальное тонуло в черном мраке.
* * *
Эту ночь Пьер почти не спал, ворочаясь в своем гамаке. Его сжигало нетерпение. Было несомненно, что страна Па-руты здесь, где-то недалеко от горы Лунного Духа. С первыми лучами солнца он созвал хартумцев около себя.
— Ты, как старший, — сказал он Ибрагиму, — поведешь всех к тому галласкому дуару, откуда мы пришли сюда. Я остаюсь здесь, пойду на эту гору, а потом вернусь к вам в дуар. Ждите меня там. Но здесь мне нужно двух носильщиков. Кто пойдет со мной, тому будет выдана двойная плата за всю экспедицию. Но пути аллаха неисповедимы, а потому я напишу письмо к англичанину в Фашоде, эффенди Вильксу, чтобы он уплатил вам из моих денег. Эффенди Фрэ-ми в Хартуме тоже наградит вас. Если случится несчастье со мной и с теми, кто пойдет в горы, то по этому же письму, где я назову их имена, эффенди Фрэми выдаст их семьям четверную плату.
Ибрагим и другие хартумцы выслушали его молча и с изумлением глядели на него, не веря ушам своим. Но Пьер говорил властно и твердо, и тон его не допускал никаких возражений.
— Ну, кто же останется со мной? — продолжал он, — мне нужно двоих.
Длительное молчание было ответом. Потом, переглянувшись, выступили два пожилых носильщика.
— Аллах керим[20], — сказал один из них, — мы идем с тобой, эффенди. У нас большие семьи, и, если великому аллаху будет нужна наша гибель, дети наши получат больше, чем мы сами принесем им.
