Восемь электродов посылали информацию в ЗЭГ, внутри машины восемь перьев выписывали кривые, регистрируя активность мозга. На экран, куда смотрел Хабер, непосредственно проецировались импульсы — белые зигзаги на темно-сером фоне. Он по желанию мог изолировать и усилить любой из них или наложить один на другой. Он никогда не уставал от этой картины — кино, длящееся всю ночь, передача по каналу номер один.
Никаких признаков шизоидной личности не было. В общем рисунок, если не считать разнообразия, производил впечатление нормального. Простой мозг производит относительно простые линии и склонен повторять их, но это вовсе не простой мозг. Компьютер усилителя проанализирует их, но пока, не получив этого анализа, Хабер не смог выделить ни одного фактора, кроме общей сложности.
Приказав пациенту перестать видеть хрустальный шар и закрыть глаза, он почти сразу получил сильный и чистый альфа-ритм в двенадцати циклах. Хабер еще немного поиграл с мозгом, считывая показания мозга на компьютер и испытывая глубины транса, а затем сказал:
— Теперь, Джордж, через минуту вы уснете. Это будет здоровый сон со сновидениями. Но вы не уснете, пока я не скажу «Антверп». Когда я произнесу это слово, вы уснете и будете спать, пока я трижды не назову вас по имени. Заснув, вы увидите сон, не приятный, но очень живой и яркий. Проснувшись, вы будете его помнить. Сон будет о…
Он на мгновение запнулся. Он не планировал заранее, полагаясь на вдохновение.
— О лошади. Большая гнедая лошадь скачет по полю, бегает вокруг. Вы можете поймать лошадь, а можете просто смотреть на нее. Но сон будет о лошади. Яркий. Какое слово вы использовали? Эффективный сон о лошади. Больше ничего. Когда я трижды произнесу ваше имя, вы проснетесь спокойным и хорошо отдохнувшим. А сейчас я усыплю вас. Я говорю… Антверп.
Линии на экране начали послушно меняться. Они ускоряли и замедляли свое движение. Скоро начал появляться сонный цикл стадии «зет» и намеки на глубокий дельта-ритм стадии «игрек». Со сменой мозговых ритмов изменилась и их материальная оболочка; руки Орра свесились, лицо стало спокойным.
Усилитель записывал все данные о мозге в трансе, теперь он будет изучать рисунок с-сна, он уловит схему и вскоре сможет посылать ее обратно в мозг пациента уже усиленную. Может, уже сейчас он это делает.
Хабер подумал, что придется немного подождать, но гипнотическое внушение плюс длительное отсутствие сновидений у пациента тотчас вызвали у него ж-стадию.
Медленно двигавшиеся линии на экране качнулись раз, другой. Они все ускоряли свое движение, приобретали ускоренный несинхронизированный ритм. Пальцы пациента шевельнулись, глаза под закрытыми веками задвигались, губы разошлись, выпустив глубокий выдох. Спящему что-то снилось.
Было пять часов шесть минут.
В пять одиннадцать Хабер нажал кнопку выключения усилителя. В пять двенадцать, увидев появление с-стадии, он наклонился над пациентом и отчетливо трижды произнес его имя.
Орр вздохнул, широко развел руки, открыл глаза и проснулся. Хабер несколькими искусными движениями отсоединил электроды и снял с него шлем.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
— Хорошо.
— Вы видели сон. О чем он был?
— О лошади, — хрипло сказал Орр, все еще не вполне проснувшись.
Он сел.
— Это был сон о лошади. Вот об этой.
Он указал на большую фотографию, украшавшую кабинет доктора Хабера — скачущая кобыла на травянистой лужайке.
— Что же вы видели? — спросил довольный Хабер.
Он не ожидал, что внушение так хорошо подействует на первом же сеансе.
— Я шел по полю, а она была далеко. А потом она поскакала прямо на меня. Я не испугался. Я подумал, что смогу поймать ее за узду или даже сесть на нее верхом. Я знал, что она не опасна мне, потому что это лошадь с вашей картины, а не настоящая. Все это как игра, доктор Хабер. Не кажется ли вам, что эта картина необычна?
— Что ж, некоторые находят ее не вполне подходящей для кабинета медика. Символ жизни рядом с кушеткой Фрейда!
Он рассмеялся.
— Но была ли она здесь час назад? Разве здесь не висел вид на Маунт-Худ, когда я пришел к вам, прежде чем мне приснился сон о лошади?
