Ничто не длится постоянно, ничто не является точным и определенным (кроме мозга педанта), совершенство есть лишь простое отрицание той неотвратимой неопределенности, которая является загадочной внутренней сущностью Бытия.
Г. Дж. Уэллс. Современная утопия.
Адвокатская контора «Формен, Вудхью и Ратти» размещалась в автомобильном гараже 1973 года, приспособленном для использования людьми. Многие старые здания Нижнего города в Портленде были того же происхождения. Некогда большую часть Нижнего города занимали стоянки автомобилей.
Вначале это были просто участки, расчерченные полосами, но по мере роста населения росли и они. Давным-давно в Портленде изобрели многоэтажные гаражи с лифтами, и прежде чем частные автомобили задохнулись в собственных выхлопах, появились пятнадцати- и двадцатиэтажные гаражи. Но все они были разрушены в восьмидесятые годы, чтобы расчистить место для высотных зданий. Некоторые были преобразованы. В этом здании номер двести девять по Юго-Западной Вервсайд еще не выветрился запах бензина. Цементный пол носил на себе следы бесчисленных автомобилей, отпечатки шин автомобильных динозавров, некогда обитавших в его гулких залах. Полы всюду были слегка наклонены, в соответствии с общей конструкцией здания. В конторе «Формен, Вудхью и Ратти» никогда нельзя было быть уверенным, что ты занимаешь строго вертикальное положение.
Мисс Лилач сидела за стеллажом с книгофильмами, отделявшим ее половину кабинета от половины мистера Пирла, и думала о себе, как о Черной Вдове.
Вот она сидит, жестокая, сияющая и ядовитая: ждет.
И жертва приходит.
— Я думаю, тут дело такого рода, — говорит он, — что-то вроде вторжения в частную жизнь. Но я не уверен. Поэтому мне нужен совет.
— Рассказывайте, — говорит мисс Лилач.
Жертва молчит.
— Вы под добровольным терапевтическим лечением, — говорит мисс Лилач, рассматривая переданную ей мистером Эссербеном записку. — За нарушение федеральных распоряжений относительно распределения лекарств в автоматических аптеках.
— Да, если бы я не согласился на ДТЛ, меня преследовали бы в судебном порядке.
— Естественно, — сухо говорит адвокат.
Человек кажется ей если не слабоумным, то на редкость примитивным. Она прочищает горло. Он тоже прочищает горло. Чистая обезьяна.
Постепенно, с бесконечными отступлениями и запинками он объясняет, что подвергается лечению, которое состоит в гипнотическом внушении сна. Он считает, что врач, внушая ему определенное содержание сновидений, нарушает права личности, определенные новой федеральной Конституцией 1984 года.
— Что ж, аналогичный случай рассматривался в прошлом году в Аризоне, — говорит на это мисс Лилач. — Человек под ДТЛ пытался обвинить своего врача во внушении ему гомосексуальных тенденций. Конечно, врач использовал стандартную технику, а истец был ужасно репрессивным человеком: его арестовали за попытки склонения к сожительству двенадцатилетнего мальчика среди дня прямо в парке Феникс. Он проходил лечение в Техакане. Я хочу сказать, что вы должны быть осторожным в предъявлении таких обвинений. Большинство врачей на правительственной службе очень осторожные люди. Если бы вы могли привести какое-нибудь фактическое доказательство… Голые подозрения ничего не дадут. Они могут привести вас к принудительному лечению в лечебнице для душевнобольных в Линктоне или даже в тюрьме.
— Может быть, мне дадут другого врача?
— Гм! На это нужна веская причина. Медицинская школа направила вас к этому Хаберу. Там хорошие специалисты, вы знаете. Если вы обратитесь с жалобой на этого Хабера, человек, который выслушает вас, будет представлять Медицинскую школу, направившую вас к Хаберу. Возможно, это будет тот самый человек. Без доказательств он поверит скорее доктору, а не пациенту. Но в таком случае…
— Душевная болезнь, — печально сказал клиент.
— Точно.
Некоторое время он молчал. Наконец он поднял на нее глаза, чистые и ясные. В них не было ни гнева, ни надежды.
— Большое спасибо, мисс Лилач. Жаль, что я отнял у вас время, — улыбнулся он.
— Подождите!
Возможно, он и простак, но явно не сумасшедший, он даже не выглядит невротиком. Просто человек в отчаянии.
