Однажды сентябрьским вечером, смертельно усталая, она вышла из театра, и на нее нахлынула волна одиночества. Ей не хватало тепла, которое было у них с Китом в те удивительные четыре недели, когда они работали вместе, тех чувств, которые они ощущали.
Садящееся солнце отбрасывало золотистые отблески на стеклянные окна Манхэттена. Она решила пройти двадцать кварталов до своего отеля, но прошла только два, когда увидела впереди знакомую фигуру — Кит.
Она побежала и догнала его.
— Кит! Кит!
Он повернулся, и при виде ее лицо Кита осветилось.
— Ты сегодня идешь домой пешком?
— Да, пожалуй. Погода…
Почти касаясь друг друга, они брели по тротуару, заполненному возбужденной толпой нью-йоркцев.
— Итак, мы друзья, но только друзья на расстоянии, верно? — наконец спросила Валентина.
Лицо его казалось пепельным.
— Вэл, Боже, мне так жаль, но я… у меня возникли проблемы.
— Что-то произошло?
— Да, Синтия неважно себя чувствует. Ей придется сделать операцию. Прогноз обнадеживает, но она очень боится.
— Да, понимаю.
— Операция назначена на следующую неделю.
— Конечно, — пробормотала Валентина. — Надеюсь, все пройдет успешно. Я знаю, это покажется странным, но мне жаль, что я не могу передать Синтии свои наилучшие пожелания.
— Можешь. Ей нравится твоя музыка, Вэл… Она очень доверчивая женщина, даже наивная. Она не имеет ни малейшего представления о том, что происходит между нами, и как-то сказала мне, что хочет с тобой познакомиться, когда поправится. Она называет себя твоей большой поклонницей.
— О, — пробормотала Валентина, приятно удивленная.
— Я не знал, что сказать ей.
— Мне бы хотелось навестить ее в больнице, — сказала Валентина после долгой паузы.
Валентина негромко постучала в полуоткрытую дверь больничной палаты, а затем открыла ее и зашла в комнату, залитую солнечным светом и уставленную букетами цветов.
— Няня, не могли бы вы… О! — воскликнула Синтия, лежавшая в постели. Опираясь на подушки, она читала книгу. — Это вы, Валентина… Спасибо, что пришли.
Красота Синтии казалась хрупкой, а кожа — голубоватой, просвечивающей.
— Как вы себя чувствуете, Синтия? Кит сказал, что доктора предсказывают полное выздоровление. Это замечательно! Я принесла вам кое-что почитать.
Валентина поставила свой пакет из книжного магазина «Дабл-дэй», в котором лежало несколько бестселлеров и набор кассет «Голубых Орхидей». Казалось, Синтия исчерпала все силы, чтобы взять пакет и открыть его.
— Большое спасибо… вы так внимательны. Пожалуйста, садитесь, Вэл. Я так рада наконец-то с вами познакомиться. Кит все время говорит о вас. Он считает, что вы станете новой звездой Бродвея!
Ощущая острое чувство вины, Валентина придвинула стул.
— Как проходят репетиции? — поинтересовалась Синтия.
Испытывая облегчение от перемены темы разговора, Валентина принялась подробно рассказывать: от первоначальных декораций отказались и начали все снова. Написали четыре новые песни взамен трех, которые композитор и автор слов вынуждены были признать неудачными. Автор и художник по декорациям много спорили с Беттиной и режиссером. Поклонницы Бена Пэриса проникают в театр во время репетиций, поэтому пришлось нанять дополнительную охрану.
Синтия, казалось, вскоре утратила всякий интерес к теме.
— Прекрасно, — сказала она, вздохнув, и положила голову на подушку. — Я думаю… думаю, вам доставляет большое удовольствие работать с моим мужем.
Валентина похолодела.
— Да, конечно, он настоящий профессионал, — быстро сказала она.
— Кит совершенно особенный, — продолжала Синтия. — Знаю, я теперь не очень интересный человек и не разделяю его интересов. Просто не могу. Делаю вид, будто мне безразлично, но это не так. Мне больно видеть его таким живым и деятельным, в то время как я стала полуинвалидом.
— Мне очень жаль, — прошептала Валентина.
Синтия, закрыв глаза, вздохнула.
— Я так завидую вам, Валентина. Вы знаете, ведь я вместе со своей племянницей видела первый нью-йоркский концерт «Голубых Орхидей»? Поймала одну из орхидей, которую вы бросили в зал. Я все еще храню ее, на память, в одной из книг.
— О Синтия, — Валентина не могла сдержать слез. Слезы снова и снова наполняли ее глаза и катились по щекам.
