— Мы не можем! — подавленно пробормотала она, отталкивая его, и села дрожа. — О Боже… что мы делаем? Кит… О Боже!
Лицо его исказилось от сожаления. Она понимала, что он так же потрясен случившимся, как и она.
— Прости, — прошептал он и нежно обнял ее, его пыл прошел. — Я знаю, ты сказала мне, как ты относишься к этому, но… ты такая красивая, а я давно так никого не любил.
Она почувствовала, как ее сердце разрывается на части. Он так не любил. Он любит ее.
— Кит, если бы мы были другими… может, это могло бы произойти. Но…
— Но мы такие, какие есть, — согласился Кит, начиная одеваться. — Вэл, тебе можно было и не говорить мне, что мы не вправе делать этого. Я и сам знаю. Просто мне чертовски тяжело. — Он повернулся к ней, и она увидела бриллиантовый блеск слез в его глазах. — Так чертовски тяжело, Вэл.
— Я знаю, — сказала она, и ее глаза тоже наполнились слезами.
На следующее утро Валентина исполняла свой джазовый номер, над которым работала две недели, перед Китом и Еленой, своей преподавательницей. Бессонная ночь придала ей огня, и она прекрасно, как никогда, исполнила свой танец.
— Вэл, ты меня просто ошеломила, — сказала Елена, когда Валентина, все еще тяжело дыша, покинула танцевальную площадку. — Ты полностью отдалась танцу и добилась своего.
Но Валентина видела только Кита. Он встал и подошел к одному из больших окон, выходящих на улицу.
— Ну? — спросила она, подходя к нему в своих мягких черных туфлях для джазовых танцев.
Он повернулся. На нем был твидовый пиджак от Тернбулла и Ассера, желтый свитер и джинсы, и у нее промелькнула мысль, что он, видимо, держит часть одежды в своей городской квартире. Когда он взглянул на нее, глаза его сияли. Она ощущала глубокие чувства, которые он пытался сдержать, его печаль, смешанную с болью.
— Валентина, ты была великолепна. И я так люблю тебя, меня просто разрывают чувства. Боже, помоги мне!
Следующая группа вошла в студию и занялась разминкой под музыку «Поинтер систерз». Под прикрытием громкой рок-музыки Кит и Валентина говорили вполголоса.
— Я тоже, — приглушенно сказала Валентина. — Но я не могу быть счастлива за счет кого-то другого. Я знаю, люди все время так поступают, но я не принадлежу к их числу.
— Вот почему я люблю тебя.
— Что же нам делать? — прошептала она.
— А что мы можем сделать, кроме как стать добрыми друзьями? Вэл… У меня нет другого ответа. Положение Синтии очень серьезное. Потрясение от развода может убить ее, и я бы никогда не простил себя. Я…
Она коснулась указательным пальцем его губ.
— Все в порядке, — заставила она себя сказать. — Не может быть друга лучше, чем ты…
Она дрожала, стоя на негнущихся ногах, и боялась, что не выдержит и расплачется.
— Продолжай жить своей жизнью, Вэл, — печально сказал Кит. — Так будет лучше для нас обоих. Не думай больше обо мне.
Они посмотрели друг на друга. Оба они понимали, что это невозможно.
Буэнос-Айрес. 1985
Мария Кристина, она же Аранья, лежала на спине, а ее муж Томас, обливаясь потом, занимался с ней любовью! Его похотливое пыхтение заполнило комнату. Он не выпускал ее из объятий с тех пор, как встретил в международном аэропорту Эзейзаж. Теперь они находились в принадлежащей ему фешенебельной квартире в надстройке на крыше дома, неподалеку от отеля Плаза, выходящей на прекрасную площадь Сан-Мартин и улицу Флорида.
— Ну, как тебе? Как? — настойчиво спрашивал он.
— О да, да… Томас… О да!
Латиноамериканские мужчины настоящие самцы, и она знала, что он ждет подтверждения своих невероятных способностей заставить ее многократно испытать оргазм.
— Боже… помоги мне! Как ты? Как ты?
— Да! — выдохнула она, заставляя свое тело содрогнуться и испуская стон удовлетворения.
Издав наконец хриплый крик, Томас обрушился на нее почти без сознания от удовлетворения. Мария Кристина вздохнула и расслабилась, глядя на потолок. Она, как обычно, притворилась, что испытывает оргазм. Мысли ее уносились от спящего мужа. Она воображала себя обладающей величайшей властью над другим человеческим существом — абсолютной властью смерти.
Москва. 1985
Михаил безумно хотел найти Юлию. Он взял такси и велел отвезти его на Садовое кольцо, к дому с продуктовым магазином на первом этаже, неподалеку от площади Восстания. Он прожил здесь почти пятнадцать лет, пока не поступил в военную академию.
