— Он, может быть, разрешит тебе позвонить в вестибюле, — предположил Кит. — Но Орхидея чертовски упряма, она, наверное, не захочет говорить, даже если и дома. Дай ей еще несколько дней, и она придет в себя.
— Нет, — настаивала Валентина. — Я хочу поговорить с ней сегодня, если смогу.
— Черт побери!
Орхидея услышала трель телефонного звонка, стоя в коридоре и шаря в сумочке в поисках ключа. Она прошлась по дискотекам, большую часть времени проведя в «Рейджине» на Парк-авеню, где звучала живая музыка. Ноги ее болели от многочасовых непрекращающихся танцев, и она была немного пьяна.
— Черт побери! — снова воскликнула она, возясь с ключом, пока телефон все звонил и звонил.
Орхидея вбежала в комнату и схватила трубку.
— Да! — резко бросила она.
— Орхи, — раздался голос сестры. Он звучал приглушенно, по всей видимости из телефонной будки. — Ты дома, слава Богу. Я пытаюсь связаться с тобой уже пару недель. Репетиции у меня проходят потрясающе, и я уже договорилась о записи «Голубых Орхидей» со студией «Девятое небо» в Детройте…
— Я не хочу с тобой разговаривать.
— Орхидея, — взмолилась Валентина. — Послушай меня. Пожалуйста, только послушай…
Но Орхидея бросила трубку, схватила смятую пачку ментоловых сигарет «Бенсон и Хеджес», свою новенькую тонкую золотую «Данхилл» и трясущимися руками зажгла сигарету. Табак сделает ее голосовые связки более жесткими, но сейчас ей просто наплевать на все это. Слезы капали из ее глаз.
Ей не хотелось стать «бывшей», неудачницей, просто аккомпанементом, ей нужны «Голубые Орхидеи», чтобы ощущать себя снова личностью.
Валентина медленно повесила трубку. Кит ждал ее рядом с дверью. Когда они вышли из кафе, потоки дождя хлынули на землю.
Валентина отступила под навес соседнего клуба «Тату», но он служил очень слабой защитой, и через несколько секунд вода распрямила ей волосы, а пальто облепило тело.
Промокший Кит последовал за ней, мокрые волосы плотно облегали его голову.
— Лимузин, наверное, объехал квартал, — сказал он. Вода ручьями сбегала по его лицу и шее.
— Ты как мокрый ребенок, — усмехаясь, сказала она.
— А ты промокший крысенок.
— О нет, по сравнению с тобой, я, можно сказать, сухая.
Подъехал лимузин, и туфли Кита зачавкали, когда они стали пробираться через бегущие потоки воды.
— Я как Чарли Чаплин в своих хиповых ботинках, — заметил он, пританцовывая.
Валентина усмехнулась. Все его величие куда-то исчезло. Он выглядел прелестно, и она в своих безнадежно испорченных легких туфельках от Джордана начала танцевать чечетку, напевая мелодию из «Поющих под дождем».
Они весело смеялись, забираясь в лимузин.
Когда машина остановилась перед нью-йоркским отелем «Фитцджеральд», где жила Валентина, она мгновенно приняла решение:
— Ты не можешь вернуться домой в такой мокрой одежде. Почему бы тебе не подняться ко мне и не обсохнуть? Мы вызовем кого-нибудь из гостиничной службы, может, они погладят твое пальто и пиджак, пока ты ждешь?
— За весь день я не слышал лучшего предложения. Но мне необходимо позвонить жене, — добавил он.
— Конечно. Я понимаю.
Они прошлепали через вестибюль под подозрительными взглядами двух стоящих у стойки коридорных. Валентина усмехнулась.
— Думаю, они принимают нас за людей с улицы.
— Я так не думаю.
Она откинула голову назад и засмеялась:
— Меня бы это не удивило. Твои туфли, Кит… Они хлюпают, как белье в прачечной!
Войдя в лифт, они приникли друг к другу, охваченные новой волной веселья. Даже с мокрыми волосами Валентина казалась ему прекрасной, кожа ее светилась. Он не мог насмотреться на ее улыбку. Несмотря на жизнь рок-звезды, которую она вела, в ней сохранилось нечто совершенно неиспорченное и естественное. Она была необыкновенно сердечной, и Кит, черт побери, хорошо понимал, что ему лучше держать в узде свои эмоции… сейчас… пока не стало слишком поздно.
В лифте висели зеркала в латунных рамах. Валентина взглянула на их плачевные отражения и снова разразилась смехом. Когда Кит увидел свой нос, с висящей на его кончике каплей дождя, он тоже расхохотался.
Обхватив друг друга, они продолжали смеяться. Когда он прикоснулся к ней, только несколько дюймов отделяли его губы от ее губ.
