— Не напоминай мне, что я его плоть и кровь… Я ведь никогда не называла тебе свою настоящую фамилию?
— Я думал, твоя фамилия Мэллори.
Грегори знал, что у Майлза в Бостоне есть сестра, которая после замужества стала носить фамилию Мэллори, но Виолетта ведь призналась, что она не родственница Майлзу. Он просто забыл об этом.
— Моя фамилия Далтон, — пробурчала она.
— Далтоны… Те самые?
— Да.
— А я-то думал, что у тебя нет родословной!
Виолетта поднялась и, сунув одеяла ему в руки, с восхищением заявила:
— Хоть твои руки и рот иногда бывают выше всяких похвал, в остальном ты порядочная свинья, мистер Грегори Клайн!
И повернулась к нему спиной. Но Грегори не хотел вот так заканчивать их разговор.
— Так я все же не понял, как ты будешь спасать семью, если тебя повесят или пристрелят во время Ограбления?
— Если мне удастся отправить его в тюрьму, это избавит детей не только от нашего отца, но и от преследований остальных милых родственничков. Он, не колеблясь, продал меня и обрек на жизнь в аду. Я отплачу ему той же монетой, не задумываясь ни на секунду и не испытывая ни малейшей жалости. Пусть он тоже получит свою долю страданий.
Девушка пошла к лошади. Но Грегори не сдавался:
— Гораздо разумнее было бы позволить Майлзу использовать свои деньги и влияние…
— Это моя семья! — вскричала Виолетта сердито. — Я два с половиной года пыталась выяснить, живы ли они вообще! На деньги, которые мне давал Майлз «на булавки», я наняла частного детектива. Когда я впервые попросила его узнать, что с моими братьями и сестрой, оказалось, что все они сбежали из нашего дома. Думаю, закон подобрался к отцу слишком близко, когда властям стало известно, что он укрывал в своем доме членов банды. И он предпочел на время исчезнуть. Два с половиной года! Я не могу больше откладывать! Я не вернусь к Майлзу, не позаботившись предварительно о том, чтобы папаша оказался наконец за решеткой и не мог больше мучить детей.
Грегори удивленно смотрел на Виолетту. Потом вспомнил, что Майлз рассказывал ему о подозрительном типе, с которым Виолетта встречалась тайком. Должно быть, это и был детектив. И все же Грегори искренне считал, что она не права.
— А если ты не вернешься, потому, что тебя поймает шериф или просто убьют, когда будешь грабить очередной банк?
— Неужели ты не понимаешь? Я делаю это ради своей семьи! Разве ты не поступил бы так же? Не стал бы рисковать всем, чтобы спасти своих братьев?
Несколько секунд Грегори честно обдумывал вопрос. Потом с неохотой проворчал:
— Не стал бы. Нас воспитали в уверенности, что каждый должен заботиться о себе сам. Мы с братьями никогда не были особенно близки.
— Мне жаль тебя.
— Ты? Ты жалеешь меня? Но мои родители очень богаты! Имеют положение в обществе. У нас в детстве было все, что могло произвести впечатление на окружающих: одежда, экипажи…
— Это всего лишь вещи! — гневно прервала его Виолетта. — Но любовь — это совсем другое, и деньги тут ничего не значат! Моя семья всегда была очень бедна, иногда мы ели один раз в день, нам приходилось терпеть побои от отца, но мы — я, сестра и братья — любили друг друга.
И в этот момент, видя, с какой страстью она говорит о своей семье, Грегори ей позавидовал. Пусть она и старалась выжечь в своем сердце любовь и сострадание, оставить только ненависть, но там по-прежнему жили и сострадание, и любовь.
— Я рад, что в твоей жизни было хоть что-то светлое, — улыбнулся он. — Мне всегда хотелось, чтобы члены моей семьи были близки друг другу. Но родители делали деньги, и им было не до нас… И все же послушай меня, Виолетта! То, что ты творишь, — безумие! И оно зашло слишком далеко!
— Что ж, может, я и вправду действую не слишком разумно, но я иду на это ради любви! Не потому, что впереди меня ждет награда или возможность наложить лапу на чужие деньги! У тебя свои причины для поступков, а у меня — свои. И мои чище и лучше!
Она отвернулась, а у Грегори появилось чувство, что Виолетта ударила его по лицу. Что он вообще здесь делает? Следует как тень за девушкой, которая без малейшего колебания ставит под угрозу его жизнь из-за своих безумных планов. Ему давно надо было убраться отсюда… И вернуться… К кому? Кроме Виолетты, у него никого нет.
