Это «недосугом» сильнее всего бередило Аврору.
— Вообрази! — восклицала она. — Вообрази себе! Занятия вести со мною ему недосуг. А я вечор выехала прокатиться на экипаже, он стоит возле заводской плотины с каменщиком, который там поблизости забор кладет…
Аврорка не преминула описать и внешность каменщика.
— Детина здоровенный, лохматый. Нос плоский, как у калмыка, а глазищи голубые.
И вот отчего так ранило светлоокую обольстительницу это «недосуг». Возвращаясь почти через час с прогулки, она увидела Зарицына на том же месте беседующим с тем же каменщиком.
— Со мной ему недосуг! Со мной! А с этим мужиком…
Напрасно старалась я образумить бушующую Аврорку, доказывая ей, что каждый волен проводить свое время, как ему заблагорассудится, и что ей вообще лучше махнуть рукой на столь незавидного кавалера. Девушка не только не внимала этому, она вдруг затребовала, чтобы я вмешалась в эту историю и выразила ее учителю свое неудовольствие.
— Ты генеральша. Первая дама в этих местах. Тебя он не ослушается.
— Опамятуйся, Аврора. Ты же разумная барышня.
— Нет, ты должна! Ты должна! — почти истерически выкрикивает Аврорка.
Медвежонок ответно рычит и угрожающе ковыляет к ней.
Хотя сад и обнесен глухой кирпичной стеной, я все же опасаюсь, что за нею скрывается кто-либо охочий до известий и пересудов. Увожу Аврорку в покои. Здесь еще раз пытаюсь ее образумить.
— Подумай сама, что я могу ему сказать. Милостивый государь! Как вы смели не полюбить лучшую мою подругу Аврору Зильбер? Пошто вы не у ее прекрасных ножек?
Аврора не внемлет голосу разума.
Теперь она мечет молнии против меня. Теперь я рискую очутиться невеликодушной, неблагодарной и несправедливой.
Признаюсь, Авроркины треволнения не нашли во мне отклика. И сама не ведаю, для чего уступила ее настояниям.
— Но как же это сделать? — спросила я. — Если бы еще Николай Артемьевич был дома.
— Обыкновенно. Пошли к нему человека.
Я возражала:
— Строптивый санкюлот может с тем же успехом отговориться недосугом.
Однако сама уже размышляла, как бы тоньше и чувствительней задеть лекаря.
Собралась принять его в малой гостиной. Это самая уютная из сорока комнат нашего дворца. Она невелика и, на отличку от прочих, не загромождена мебелью. Обставлена по моему вкусу — островки с полумягкими креслами и небольшими столиками. На стенах гнезда подсвечников и два французских гобелена.
Не могу поручиться, верна ли слышанная мною история этих ковров. Но позволю себе отвлечься и кратко сказать о ней.
Еще до великой войны, в период дружбы императора Александра с Наполеоном, в подарок повелителю французов было послано славное колыванское изделие, именуемое «Царицей ваз». Надобно заметить, что изделия наших колыванских мастеров поразительны. В Европе вызывают они всеобщее удивление и знатоки твердят, будто камни в них поют, и подобное можно сравнить разве с шедеврами древних ваятелей и не верится, что сделано это человеческими руками.
Царица ваз изумляет к тому же своими размерами, чуть ли не в два раза превосходя средний мужской рост. Ее везли в Париж на нескольких подводах, и если верить людской молве, не то сам император, не то кто-то из придворных отдарил русских искусников коврами ручной работы. Николай Артемьевич перекупил эти настенные ковры у одного немецкого мастера по каменной резьбе, долго проживавшего в Колывани. Гобелены украшают нашу малую гостиную…
Но вернусь к замыслу моему. Я полагала, что малая гостиная должна произвести впечатление на господина Зарицына. На громоздкую роскошь и помпезность других комнат он мог смотреть с пренебрежением и даже насмешкой. Но вкус и изысканность непременно вызовут его уважение.
В уме отрепетировала я и весь короткий разговор, который собиралась оснастить безразличием и не то что презрением, а некою тенью брезгливости.
27 июля
Господин Зарицын явился в назначенный срок, и я приметила, что малая гостиная действительно не оставила его равнодушным. А на гобелены он глядел даже с восхищением.
— Скажу без обиняков, — внутренне торжествуя, начала я, — к этой малоприятной встрече меня принуждает лишь положение в обществе.
