Голоса надежды - страница 18
Шрифт
Интервал
И меч набегов спрятали в ножны
Вчера, еще кичливые враги.
Чего им не хватало? Лишь борьбы.
Печать отваги заклеймила лбы:
Семь раз по семь побиты духи гор,
Уаигов[1] под корень извели
И, оторвавши взоры от земли,
Затеять с Богом порешили спор.
Тот пожалел своих безумных чад
И не схватился с ними на мечах,
Но с ласточкою к ним вопрос послал:
«Потомков хилых выберете? Смерть?»
И выбрали они земную твердь,
Но продолжали жить в пирах средь скал.
Но хлеб не вызревает на полях
(Зерно — слезой на восковых стеблях).
Тут поняли они: пришла пора,
Могилы вырыв, бросились в их вез,
И птица черным лезвием пера
Смела полову, на току присев.
Скосили злаки. Пьется пенный ронг[2].
Трубит охота у отрогов в рог —
Века пируют… Нартов хлеб святой
(Надкушенный) стоит горой пустой,
Доспех (навырост), проржавев, лежит
И ласточка спесивая кружит.
* * *
«Мой кубок мал,
но я пью из моего кубка».
Мюссе.
…и хилые внуки
Прошедших столетий
Берут на поруки
Посаженных в клети.
Отведавших плети, огня, гильотины —
Наследников Брута, врагов Катилины.
Пригубить из кружки
(Ведь тоже «наследник»),
Приветить избушку
Над берегом Леты,
Где звезды — с небес,
Где прошедшее — глухо,
Где с ангелом бес
Распивают сивуху.
КРЕСТЫ И ЗВЕЗДЫ
Священник, ты крестил меня,
Орущего, в купели тихой,
Затем крестила журавлиха,
Над зыбкой крылья накреня.
Потом кресты иные были:
На храмах, дедовой могиле,
Крест Южный, елок крестовины,
Кресты Голгоф, что въелись в спины,
А фильмы занесли в реестр
Фашистский знак, арийский крест…
В звезду мою не верил Бог —
Смотрел с иконы черной бесом,
Ну, а звезда плыла над лесом,
Над перекрестьем двух дорог,
Где серый обелиск стоял,
Звездой нетленною сиял,
Там женщина в весеннем платье
Открыла мне свои объятья,
И мир святош, душивший нас,
Пронзили звезды синих глаз.
Я только там поверил в святость
(Бог бил в сердца — колокола),
Там, где Земля была распята
На наших скрещенных телах.
* * *
Людмиле
Далеко поедем, дорогая,
Сквозь туманы, по воде большой,
Никого на свете не ругая,
С отболевшей начисто душой.
Может быть еще допеть не поздно
Песню, подзабытую слегка?
Свысока на нас посмотрят звезды,
И пускай взирают свысока.
Где‑нибудь, под вечною сосною
Посидим (дабы набраться сил),
Помолчим над общею виною
И решим: разрыв — невыносим,
И тогда, сомкнув объятья тихо,
Ляжем мы на ламник, что в кровать…
О своем о чем‑то рядом Лихо
Будет одиноко куковать.
Сергей САФОНОВ
* * *
Плетут коты интрижки,
Чтут славу и уют.
А серенькие мышки
Книжонки издают.
* * *
В Великой стране захолустья —
Великие дети Солнца
Живут в нищете и рутине.
Согнув трижды битую спину.
Мой друг Ли Шунь–дао смеется
Над тем, что мне больно и грустно.
* * *
Жалкие жилища,
Горы и река.
Ветер волком рыщет,
Холод и тоска.
Вой собак. Безлюдьё.
Камень под ногой.
Храм. Застывший Будда.
Вечность и покой.
Вкруг стоят монахи
С песней на устах.
Воссияли знаки
В чистых небесах.
ПОГОНЯ
Собачи лай. Погоня.
Чужие голоса.
Ну, где вы, мои кони —
Свирепые глаза.
Шагну навстречу ветру,
К священным небесам.
Навстречу тьме и свету,
Поверя в чудеса.
* * *
Гонимый ветром странствий, Боже.
Страдал и думал о других.
Глотая пыль и путь итожа,
Удары получал под дых.
Враги меня оберегали:
Хитрили, подличали, жгли.
Моих успехов вертикали —
Иначе выжить не могли.
ПРОГУЛКА ПО ВЕНЕЦИИ
Летит виноградная ягода —
То ли с лозы, то ли из рук Иосифа Бродского.
Гуляющего по Венеции
С другом души — Евгением Рейном.
Смотрят на воду, пьют вино,
Смеются и катаются на гондоле,
Касаясь руками арок мостиков
Через вены–каналы южного города,
Два влиятельных в мире поэта, два чудака,
Занесенных ветром истории
В такую близкую и далекую
Живописную Италию
Улыбками горожанок
И взором красивых мужчин —
Вежливых и расторопных,
Гибких искусителей и любовников.
Два великана, два мудреца
Все это видят и понимают
И обсуждают молча,
Делая выводы и любуясь
Окружающим миром,
Курят, машут руками,
Соприкасаясь с Вечностью,
Как бы шутя, ставят точки над «i».
…И оставляя след уже сказанными,
Вслух и про себя строками,
Полными экспрессии мысли и чувства,
И понимая значимость каждого мига,
Словно предчувствуя скорбь расставанья,
Взирают прощально на сооруженья
Вечной и мудрой Венеции —
Матери и Сестры всего Человечества,
Вобравшей в себя всю боль,
Похожие книги
