— Ты можешь отказаться. Если ты не захочешь делать этого, то все нормально. Но ты не должен никому рассказывать. Хорошо? Я найду другой способ, только не рассказывай никому.
Он взволнованно нахмурился.
— Кей, просто скажи мне все как есть. Ты ведёшь себя странно уже много недель.
Она подумала, что так и было. Она не осознавала, как это выглядело со стороны. Нахмурившись, она шагнула вперёд.
— Завтра утром, настолько рано, насколько ты сможешь, мне нужно, чтобы ты привез и спрятал это в лесу у ручья рядом с границей. Я указала GPS координаты на этой карте, — она достала топографическую карту из сумки и протянула ему. — Отметь место лентой на дереве или ещё как-нибудь.
— Зачем? Что ты такого делаешь, если не можешь взять это сама?
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел меня с этим. Они поймут, что я планирую, а я хочу удивить их. Мне нужно удивить всех, — говорила она быстро с ноткой отчаянья в голосе. Она никогда так не говорила, даже после пожара.
— Кого удивить? Кто может тебя увидеть?
— Военные следят за мной. Это долгая история. Слишком долго объяснять. Но, пожалуйста, ты можешь сделать это для меня?
Он колебался, но взял веревка, когда она протянула ему их узлами вперёд. Он посмотрел на карту.
— Итак, я спрячу веревки здесь. Кей, это прямо у границы, я туда никак не смогу попасть. Никто из нас не сможет туда попасть.
Она покачала головой.
— Если ты поедешь рано и будешь осторожным, у тебя получится.
— А как насчет тебя?
— Я просто должна сделать это.
Он вытаращил глаза, и у нее в животе все перевернулось, потому что он был слишком сообразительным, чтобы она смогла провести его. Это была одна из черт, которые ей в нем нравились.
— Ты собираешься пересечь границу? Кей, зачем? Чего ты хочешь добиться? Хочешь поговорить с ними? Наорать на них за убийство твоего отца?
— Я уже много месяцев пересекала границу, — тихо сказала она.
Он задержал на ней взгляд. Она чувствовала себя ужасно, потому что лгала ему все это время. Но раньше она не могла рассказать ему правду. Всю правду она не могла рассказать и сейчас — она не могла рассказать ему об Артегале. Этот секрет принадлежал не только ей, чтобы она могла его рассказывать.
— Значит, всегда, когда ты говорила, что идёшь в поход одна, вот, где ты была, — наконец-то произнес он.
— Угу.
Он грубовато усмехнулся.
— Думаю, я должен испытывать облегчение. Я уж думал, что ты прячешь где-то другого парня.
Она обиделась.
— И кто бы это мог быть? Больше никого нет. Я единственная девственница в долине Серебряной Реки.
— Нет, не одна, — сказал он.
Она почувствовала прилив тепла. Взглянув на него, она положила свою руку поверх его руки, которая все ещё оставалась на верёвках.
— Итак, — произнес он, глядя на их руки и не шевелясь. — Ты видела дракона? Я имею в виду, вблизи.
Она не ответила, и это было ответом само по себе.
— И зачем ты хочешь опять туда пойти? Когда за тобой следят военные, а реактивные самолёты могут начать бомбить в любую минуту…
— Я должна что-нибудь предпринять. Военные выяснили, что я делала, и хотят, чтобы я шпионила, но я не могу, потому что если есть шанс остановить это, я должна попытаться.
— Кей, есть причина, почему мы бомбим их. Эти существа убили твоего отца!
У нее защипало глаза. Она ещё не оплакала это. Но столько всего нужно было сделать, а она не смогла бы перестать плакать. Когда она заговорила снова, ее голос стал хриплым:
— И как сидя и злясь на это, когда весь мир рушится, можно все изменить?
Ей хотелось думать, что ее отец понял бы ее. Он бы захотел, чтобы она попыталась остановить это. Он был бы горд ею.
— И какое отношение это имеет к дракону? — спросил он, показывая на веревки и упряжь.
Если бы он узнал, он бы не стал делать этого. Не помог бы ей. Он бы, как и ее мать, пришел в ужас от того, что она подвергает себя такой опасности, вероятно, всего лишь из-за причуды. Очевидно, что скалолазание — это одно. Полеты не драконе — совершенно другое.
— Мне просто это нужно, — сказала она, ограничившись лишь этим.
Он нахмурился, но загрузил снаряжение в грузовик.
— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Она и сама надеялась.
