Нет, сказал он, не заметил.
– А мы в такие ясные дни часто ее видим.
Ей опять показалось, что мистер Уиллоуби не может придумать, что бы сказать, и она сама вдруг сказала:
– Вид у вас сегодня очень задумчивый.
В самом деле? Да нет, не то. Просто его смущает одна вещь. Нынче утром в ней появилось что-то новое, и он, хоть убей, не может сообразить, что это такое.
– Во мне? – Она почувствовала, что сердце у нее забилось быстрее. – Во мне появилось?
– Ну да, что-то такое… Ах, ну конечно. Как глупо с моей стороны. Конечно, вы без своего пуделя.
Темный гнев пронизал ее всю, и сердце забилось еще быстрее.
– Ах, не говорите мне о нем.
– Почему? Что случилось?
– Он опять вел себя очень, очень скверно, – сказала она. – Надоело это до смерти. Правда, он был немножко не в себе с того самого утра. Перестал слушаться. И все опрокидывает. Пришлось оставить его дома. С ним просто сладу не стало.
– Сколько ему лет? Может быть, стареет.
– Нет, дело не в этом.
Мистер Уиллоуби опять принял очень задумчивый вид и наконец промолвил:
– Сдается мне, что тот маленький эпизод его порадовал.
– Ах, так? Тогда могу сказать одно: он не заслужил этой радости.
– Там, внизу, он попросту надо мною смеялся.
– В самом деле? Тогда могу только сказать, что мне было не смешно.
И вдруг она почувствовала, что холод не только в воздухе, а еще пробежал холодок между нею и мистером Уиллоуби.
– Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Я даже думать о нем больше не хочу. Вы уже решили, как поступить?
– Вроде как решил. Наполовину. Вчера ездил посмотреть один трейлер. Его хозяйка – мой старый друг, она больше им не пользуется. Он стоит в фруктовом саду. Его можно получить почти задаром.
– И где это?
– В Суссексе. Место прелестное. Уединенное, но не так чтобы пустынное. Хороший лес. И есть речка. Я там мо-бы рыбной ловлей заняться.
– А вам не покажется там тоскливо? Ну, знаете, когда зима…
– Вероятно. Но это не было бы мне внове.
Эти слова проникли ей в самую душу. Теперь уже она сама не знала, что сказать, и отпила побольше хереса.
– В общем, я неокончательно решил. Сегодня еще съезжу туда, надо присмотреться получше.
– Да, конечно.
Взглянув на ее бокал и убедившись, что он почти опустел, он попросил разрешения принести ей еще хереса. Она быстро ответила нет, лучше, пожалуй, не надо, а потом так же быстро передумала. Он пошел к стойке и вернулся с новой порцией хереса и с новой кружкой пива. Когда он ставил херес на стол, несколько капель брызнуло на скатерть, и он сказал нервно:
– Прошу прощенья, я разлил…
– Это ничего. Бокал был слишком полный.
– Все равно я провинился.
Он достал из кармана аккуратно сложенный носовой платок и промокнул им несколько капель хереса, потом так же аккуратно сложил платок и спрятал. Эта педантичная маленькая пантомима произвела на нее сильное впечатление, правда, не такое сильное, как слова, которые он произнес после этого:
– Может, вы согласились бы поехать со мной? Дорога там очень красивая.
– Это так любезно с вашей стороны. – Мисс Кингсфорд ощутила теплое тревожное волнение. – Неужели вы действительно…
– Вы отдыхайте, а я буду готов часам к трем. Договорились? И не так уж это далеко. Да и дни еще длинные.
После обеда она полежала на постели, закрыв глаза, но без сна. Ей все время виделся мистер Уиллоуби, совершенно один, в прицепе, в пустынном безлиственном фруктовом саду. Наступила зима; она видела снег на земле и на черных сучьях яблонь. Один-два раза собака, оставшаяся без галет, все еще в немилости, зашевелилась в своей корзинке, и один раз она сказала:
– Успокойся. Никто тебя не слушает. Хочешь не хочешь, а ты останешься дома.
Дорога, как и сказал мистер Уиллоуби, была очень красивая. Целые рощи грабов уже начали нежно желтеть. С веток боярышника тяжело свисали крупные ягоды, яблоки светились как оранжево-розовые фонари, а вдоль изгородей еще доцветали запоздавшие метелки таволги.
– Приятная местность, правда?
– Да, ничего. Но у нас в Кенте мне все-таки больше нравится.
– Правда?
– Да, здесь мне всегда кажется, что все как-то прилизано.
Наконец мистер Уиллоуби свернул в долину среди невысоких холмов, пересеченных полосками дуба и орешника, а в конце ее был яблоневый сад на четыре-пять акров, до сих пор еще яркий от несобранных яблок. Под яблонями паслись овцы. Мистер Уиллоуби поставил машину в раскрытых воротах и сказал: