Пусть хребет и тянется под водной толщей, но вот он тут, почти осязаем.
Небо напоминало северное, светло-голубое, хотя широты и не высокие — тридцать градусов, для экспедиции был это юг. Но и вправду резко ощущалось влияние Антарктиды, напускала она холод даже и в почти тропические широты.
Едва завершили работы, Шерохов собрал коллег в кают-компании и сказал коротко, спокойно, с доверием оглядывая каждого из собравшихся, но невольно и примечая выражение глаз слушателей:
— Съемка хребта очень интересные материалы дала нам. Они хорошо увязываются с результатами бурения и позволяют совсем иначе толковать их, чем делали это американские коллеги и, увы, наши домашние апологеты тектоники плит. Появилась возможность утверждать — распад Гондваны происходит не за счет раздвижения материков, которое если и было, то очень ограниченным по своим масштабам, а главным образом за счет погружения на огромных пространствах древних континентальных окраин, бывшей суши и бывших мелководных шельфов…
— Бывшие, думала я, бывают люди, а тут — бывшая суша, — вызывающе хохотнув, перебила Градова. Кокетливо растягивая слова, она оглядывала всех собравшихся. — Но надо отдать вам должное, Андрей Дмитриевич, вы последовательны.
Вскочив со своего стула, она продолжала стоять и строптивым голосом кого-то отчитывала. Видимо, коллеги-сейсмологи пытались ее урезонить. Наконец Градова, поправляя пышно взбитые волосы, уселась.
Андрей продолжал:
— Мы знаем результаты бурения на шельфе Австралии…
Он напомнил слушателям, как образовались на материковой отмели — шельфе — обширные лавовые покровы, а позднее толщи известняков, и потом произошло погружение огромных пространств шельфа.
— Лишь восточная окраина в виде обособленных блоков задерживалась в этом погружении, отставала и даже начинала вздыматься. Именно южный край и вздыбился. — Андрей невольно сделал паузу, сглотнул, но во рту пересохло, губы стянуло, и он, словив себя будто за руку, отдернув, твердо закончил: — Так и образовался нынешний хребет Брокен.
«Нет, — мелькнула у него мысль, — сейчас надо б увидеть сдержанный жест одобрения Ветлина и пора б услыхать пленительно странный голос Амо». Но едва умолк, засыпали его вопросами. Отвечая, Андрей вооружился указкой. Позади, на экране, он уже развесил профили своего любимца — гиганта Брокена. Шерохов рассказал, как был срезан гребень хребта абразией, и о многом ином хотя и строго научном, но для него-то имевшем, пожалуй, и лично свое, даже порой и выстраданное значение.
— Интересно, — заметил он, — на нижнюю часть склона хребта Брокен осадки легли несогласно. И тут, к югу от хребта, фундамент оказался совсем другой структуры — рифтогенный. Но вот все это мы еще должны довыяснить, перепроверить, когда будем возвращаться из Австралии опять сюда, к Брокену.
Обменивались мнениями кратко. Все согласились на том, что выводы вроде б сами напрашиваются, факты убеждают. Они так красноречивы, что, пожалуй, и самые инертные призадумаются…
Теперь Градова молчала, но ее сейсмологи оказались на стороне Шерохова.
Когда ж выходил из кают-компании, подошел к нему ленинградец Никита Рощин, крепко пожал руку. Он маринополинолог, изучал пыльцу и споры в осадочных породах и дорожил тем, какое значение этим работам придавал Шерохов. Но теперь-то Рощин явно взволнован был общими результатами экспедиции.
Выполнив съемку западной части хребта, они вернулись к донным сейсмическим станциям и целые сутки поднимали их. Работали слаженно, но все немножко и нервничали; еще не получили разрешения австралийских властей на заход, а судно уже взяло курс на Фримантл.
Градова резонно заметила:
— Уж эти Иксы хороши в оперетте, но никуда не годны в научном странствии, да еще длиною в тысячу миль.
Ей вторил и обеспокоенный капитан Сорока:
— Топлива бы. И воды б. Продуктов свеженьких позарез.
Впрочем, он никогда не унывал.
Теперь, присоединившись к Градовой, стоя на палубе, он показывал ей на серо-сиреневые облака и, будто собираясь открыть секрет собственного фокуса, чуть ли не как зазывала, громко оповестил:
— Сейчас на бледно-зеленом небе вспыхнут первые звезды.
