Тут оказалась совсем иная атмосфера, чем в резиденции английского губернатора, Мартино даже вроде б и непроизвольно подчеркивал свою непосредственность, она сквозила в его обращениях, шутке, жестах.
После традиционного и тут кофе он положил перед Шероховым и капитаном шесть увесистых книг и воскликнул:
— Полистайте, если будет желание, но это потом, а сейчас, если не возражаете, я проведу вас по комнатам Наполеона. Часть дома занимали его генералы и маршал, разделившие с ним изгнание.
Они втроем ходили теперь по дому, уже полтораста лет покинутому прежними обитателями.
— Быть может, самое интересное увидеть как раз то, что свидетельствует о привычках узника, — заметил Мартино.
Андрей кивнул.
Ему не хотелось говорить вслух о своих противоречивых впечатлениях. Но его не покидало ощущение того, что вошел он в непосредственное соприкосновение с чем-то неповторным. И хотя сызмальства отталкивало все деспотическое, но этим не исчерпывалось отношение к Бонапарту и нисколько не обелялось коварство британских ретроградов.
А жилье Наполеоново отличалось неприхотливостью убранства. Увидели простенькую спальню. И была еще другая, где стояла походная койка, узкая, с пологом, спасавшим от москитов, — она напоминала о походах, скитаниях того, кто прожил тут шесть долгих лет. Шнуром помечено было место, куда перенесли койку умирающего — к окну… Сюда задували пассаты.
Мартино говорил с увлечением, а Шерохов, постояв у окна, куда не однажды бросал взгляд Наполеон, поежился, представив себе, как ему, раньше находившемуся всегда в движении, особенно тягостно было оказаться пригвожденным к потухшему вулкану.
Заглянули в бильярдную, зашли в кабинет.
Месье Мартино посетовал:
— Многие биографы почему-то игнорируют, как здесь, на острове, упорно исследовал все свои предыдущие действия, походы Наполеон. Именно тут работал много и упорно. Сохранял спокойствие, во всяком случае наружное, и тех, кто навещал его на Святой Елене, даже поражала его естественность. В Лонгвуде он диктовал воспоминания, очерки о кампаниях, осуществленных им. Составил и «Сорок четыре замечания на труд под названием «Рукопись, поступившая с острова Св. Елены неизвестным путем». Ее напечатали в Лондоне при его жизни, в издательстве Джона Мэррея, еще в 1817 году…
— Странно, — сказал Шерохов, — о себе он и в других работах писал в третьем лице. Может, хотелось объективного взгляда? Или он справедливо опасался лживых, извращенных фактов и оставлял почти сухой перечень и деловой анализ операций? Лишь заключительный обширный абзац этой рукописи неожиданно звучит исповедально.
Мартино разгорячился, услыхав такую трактовку сравнительно мало известной работы, и, поддержав соображения Шерохова, наизусть прочел ее заключительные строки:
— «Ни Карфаген, возмущенный вероломством Сципиона, ни Рим, желавший отвратить опасность, угрожавшую ему после Канн, ни Законодательное собрание, взволнованное манифестом герцога Брауншвейгского, ни Гора в 1793 г. не проявили большей активности и энергии, чем Наполеон в эти три месяца. Пусть автор рукописи с острова Св. Елены приведет в пример из древней или новой истории три месяца, лучше использованные: полтора месяца для восстановления престола империи и полтора для набора обмундирования, вооружения, организации четырехсоттысячного войска, — значит ли это забавляться заряжением ружей на двенадцать темпов? Стодневное управление отличалось деятельностью, порядком, бережливостью, но время — необходимый элемент: когда Архимед вызывался с помощью рычага и опорного пункта поднять землю, то он требовал времени. Богу понадобилось семь дней, чтобы сотворить вселенную!!!»
Мартино повел гостей в сад.
— Тут все как при нем, он сам и высаживал цветы, кустарник. Впрочем, кто из нас не находил хоть некоторое успокоение, копаясь в земле, возясь с растениями?!
Вернулись в кабинет консула.
— Теперь я уже вправе умолкнуть, а вы хотели полистать мои книги о нем.
Он протянул, сделав дарственные надписи, свои книги Шерохову и Ветлину. Андрей в ответ подарил каталог с репродукциями художника Петра Митурича, изобретателя «Волновика», полуутопического морского и наземного корабля будущего.
