Вечером того же дня Туровский вместе со Славой Большаковым уже не то что разбирал, но и начинал тонуть под разного рода наветами на капитана, исполняемыми в письменном и устном жанре, это было вроде эпидемии местного значения.
Среди версиек-обвинений была и та, которую «толкал» ему Прысков. Она к делу отношения не имела, но Прысков-то, видимо, подбирал все.
Получили и они, Большаков и Туровский, письмецо, отпечатанное под копирку, от предшественника Туровского, неудавшегося политработника Люшина. А один экземпляр и оказался адресованным следователю.
Не вина автора письма, а совсем незначительная беда его оказывалась и в том, что среди прочего-разного он не был силен ни в поэзии популярной, ни тем более в стихах сложноватых. Но Люшин не сомневался в том, что знания его обширны, вкус безошибочен, суждения бесспорны, а права велики.
И потому описывал с возмущением, как после собрания капитан пригласил в свою каюту его, Люшина, и штурманов, усадил чин чинарем, сварил сам кофе, потчевал их и читал разные стихи. И среди них «некоего Андрея Белого». Смахивало на то, считал теперь Люшин, что все кофепитие и было затеяно, чтобы поднести на кофейном блюдечке эту, «простите за выражение, поэзию»…
Он тогда даже четыре строки записал, попросив Ветлина их повторить. Называл же строфу, в своем простосердечии, куплетом.
Те же возгласы ветер доносит,
Те же стаи несытых смертей
Над откосами косами косят,
Над откосами косят людей.
«Тут же, в присутствии разных слушателей, я прямо в глаза ему задал категорически вопрос, — писал Люшин, — что ж вы такой пессимизм, упадочничество не только в уме держите, но и вокруг себя распространяете? Читаете же вы очень сильно и потому не заразить ли хотите?!»
«Нет, сейчас ветер норд-ост усилился, — отвечал Ветлин, посмеиваясь, — он и нагнал, как нагоняет тучи, стихи эти. А строфы написаны давненько, в 1908 году, Андреем Белым, поэтом-первооткрывателем». Сейчас мы, — писал Люшин, — и сопоставим двусмысленность капитана Ветлина как в действиях его, так и в настроенчестве».
Хотя Туровскому и Большакову не до смеху было, они невольно рассмеялись, оценив словцо, каким Люшин завершал свой не такой уж объемистый поклепчик. Забрав у Славы с десяток папок разных «материальцев», Туровский позвал его в свой более просторный номер в гостинице.
— Видно, полночи прокоротаем. Надо нам все утрясти, чтобы у Прыскова маху не дать. — На плитке стоял большой чайник. — Почти контрабанда, в номере кипячу воду, каков?! Но побалуемся, Слава, будем крепкий чай пить, как у нас на Севере принято, а? Не случайно ж свелись наши дороги в одну? Я мурманский, ты архангельский, коржи мы крепкие. — Николай шутил и балагурил, зная: какое-то дурное письмо получил Большаков из Москвы, но не задавал ему вопросов. И без того осунувшееся лицо друга будто и посуровело, маленькая решительная складочка появилась у его губ.
Меж тем они перестали удивляться разноречью свидетельств.
Николай разлил по стаканам дочерна крепко заваренный чай и попросил Славу читать вслух письма и заявления «из последней почты».
Обжигаясь, как-то жадно, Слава осушил стакан, выпил второй и неулыбчиво буркнул:
— Теперь уж я готов идти на «погружение», — он развернул вчетверо сложенные листы, вынутые из большого конверта.
— «Вот пришло на память, как он манежил лет семь назад начальника экспедиции, уважаемого доктора наук М. П. Манюшко. Представьте, мы стоим на рейде, а Ветлин будто испарился. Возможно, и предупредил кого, но Манюшко-то спал, а капитан и отлучись. Среди «научников» переполох, черная догадка: капитан человек рисковый, может, купанулся, а его и парализовало ядовитое прикосновение медузы, есть и такая, сразу вызывает паралич мускулов. Минул часок, капитан и объявись как ни в чем не бывало. Оказалось: увидал он большой катамаран, видите ль, своеобразной конструкции и поплыл. Сейчас точно и не помню, чье было судно, английское или японское, но Ветлин, хоть и на деликатном расстоянии, успел быстрехонько его осмотреть и премного доволен остался. Сам слыхал, как он говорил, есть, мол, что рассказать архитекторам-конструкторам Урванцеву, Большакову. Манюшке ж не хотел нарушать отдых, сказался первому помощнику. Что касается катамарана, то как он, видишь ли, прикидывал, в несколько ином варианте вполне подходящ для малого исследователя.