«Цинизм не идет тебе на пользу», — подумал он, вытягивая сигарету, прежде чем передать пачку хозяину.
Они курили одни и те же сигареты. И Тесса их курила. Если только с тех пор у нее не изменился вкус. Мужчины-то сменились. Брюс мог бы вернуться к их старому спору, прерванному, пережеванному, повторявшемуся до смешного, которого уже ни тот, ни другой не боялись. Именно в этом, без сомнения, и крылась проблема. «Ты мой приятель, но это не помешало тебе увести у меня Тессу». — «Она ушла от тебя раньше, чем дала мне знак и стала жить со мной». — «Есть в мире справедливость, тебя она тоже бросила». — «И из-за этого мы теперь оба в дураках». — «Ох, и в дерьме тоже, Фред».
Эта ночь и эти обстоятельства мало подходили для старого спора. Тесса притаилась где-то в глубине сознания Брюса. Даже свернулась клубочком. И молчала. В эту ночь — и тут Гедж был совершенно прав— все место занимал Вокс. Гедж и Брюс дружили уже больше двадцати лет, и, безусловно, именно поэтому журналист, словно прочитав его мысли, перестал хныкать и сказал:
— Я тут поразмыслил обо всем этом. Об этой связи между тобой и Воксом. И я кое-что придумал. Жутковатое дело, но может выйти толк. Во всяком случае, мне так кажется.
— Рожай, старик. У меня дел полно.
Ты мог бы заключить с Воксом сделку.
Что?
— Сделку на Тессу.
Брюс устало провел рукой по волосам и замер в ожидании. Гедж, с глазами, горевшими от пьяного возбуждения, продолжал:
— Он бы это для тебя сделал.
— Ага, по дружбе.
— Он ее убивает, и всем все понятно. Серийный убийца мстит полицейскому, который хочет помешать ему пакостить, убивая его бывшую жену. Это правдоподобно.
— Эге, приятель! Ты мозги давно не проветривал, это чувствуется!
— А потом, после этого, ты его ловишь. Ты ему обещаешь безнаказанность, если он убьет твою бывшую. Но ты его все-таки задерживаешь. Он может сколько угодно вопить, что ты предложил ему сделку, эту часть сценария проверять не станут. Слишком запутанно.
— Вот-вот. Я помещаю объявление в газете: «Брюс ищет Вокса для дополнительной работы. Звонить в нерабочее время».
— Этот тип и ты, вы связаны общей пуповиной.
— А ты заматываешься собственной пуповиной. Своего рода онанизм.
— Слушай меня. Вы связаны пуповиной, потому что в глубине души ты считаешь, как и он, что все они— шлюхи.
— Не суди всех по себе, дружок. У меня не было проблем с мамой, а если я влип с Тессой, то на этом не зациклился.
— На этом невозможно не зациклиться. Наконец, Брюс улыбнулся и обнял друга за плечи.
— Я не люблю выставлять напоказ свои чувства, Фред. Но я думаю, что самое главное— ей не удалось разрушить то хорошее, что есть между нами. Все очень просто.
— Алекс?
— Да?
— Бывает, что ты мечтаешь о ее смерти? Отвечай честно.
— Не о смерти. О том, что ей может предшествовать, — соврал Брюс— Я даю ей помучиться, а потом спасаю. Инстинкт полицейского.
— И это приносит облегчение?
— Не окончательное.
— Так как же ты держишься?
Брюс поднялся и сказал, глядя на окна Кастро:
— Я стараюсь не очень напиваться.
— Ага! И выкладываешься на работе.
— Да, работу свою я люблю.
— В конечном итоге ты простой парень, повезло тебе.
Брюс выждал минутку и сказал:
— Я могу тебе доверять в отношении кассеты, Фред?
— Мой шеф— вот тип, которому точно доверять нельзя.
— Ты ему ничего не скажешь. Когда придет время, я солью тебе всю информацию. Только тебе. Идет?
— А если он решит все слить? Это же вполне в его духе, не так ли?
—Кто? Вокс?
— Ну да. Одна женщина из этого дома мне сказала, что ночью был шум. Фонограмма «Запретных ночей». Это он поставил диск, да?
— Как мужик ты так себе, но журналист хороший, Фред.
— А что мне еще остается? Как, впрочем, и тебе, старина. Несмотря на твой стоический вид.
—Иди домой. Не советую попадаться на пути Матье Дельмона.
Брюс пересек бульвар, подняв руку в знак прощания, не оборачиваясь. Ему не хотелось, чтобы Гедж видел его лицо. Простой парень. Он швырнул сигарету в сливную решетку и подумал о ребенке, которого у них с Тессой никогда не будет. Он ни с кем не говорил об этом. Даже с Геджем. Иногда ему случалось думать о том, как все могло обернуться, роди она ему ребенка. Их ребенка. Он думал об этом с горечью, но без ненависти. Даже без ревности. Она жила своей жизнью, без него, она соблазняла других мужчин. Последним по времени был американец в расцвете лет. И при деньгах. Вот и все. Если порой он и мечтал о ней, то не потому, что хотел вернуть ее, в отличие от Геджа. Он просто хотел, чтобы она подробно, пункт за пунктом, рассказала ему, в чем ее тайна. Та магия, которую она носила в себе и благодаря которой он смог составить себе воспоминания из ничего. Несколько слов. Духи. Жест. Какая-то мелочь. Такая бесплотная. Которую так трудно забыть. Может быть, если объяснить ее как следует, она могла бы раствориться.
