— Майор, а что именно стряслось с Мартиной?
— Ничего нового по сравнению с тем, о чем я сказал тебе по телефону, Феликс. Никто не знает, где она.
— Ну, если хотите, Мендозу можем навестить вместе.
Свисавшая с потолка галогеновая лампа заливала нестерпимым светом обширную круглую кровать с красными шелковыми простынями. Плед «под оцелота» соскользнул на черный ковер. Армандо Мендоза, одетый в ярко-синюю пижаму, резко сел. Его выбритый череп служил своего рода пьедесталом для девушки в наряде из красной кожи, изображенной на фотографии в натуральную величину, висевшую в позолоченной раме над кроватью. Алекс Брюс с трудом подавил гримасу, а Феликс Мандело сказал, указывая на это произведение искусства дулом своего пистолета-автомата:
— Я всегда знал, что у тебя говенный вкус, толстячок. Теперь это подтвердилось.
Округлившиеся глаза Мендозы перебегали с резиновых перчаток на руках посетителей на стальное рыло «манурина». Мандело добавил:
— Да-да! Шестизарядный, подогнанный под «магнум-357». Тебе такие нравятся?
— С каких это пор вы расстреливаете людей у них дома? — выговорил боливиец. — Готов поспорить, вы к тому же взломали мой замок. Это совершенно противозаконно. И почему это вы в перчатках?
Брюс присел на край кровати и зажег сигарету. Мендоза взглянул на него, потом выразительным жестом протянул руки к Мандело. Этим он как бы спрашивал: «А это еще кто?» Потом боливиец поморгал и воскликнул:
—Эге! Да вы же тот легавый, из телевизора. Тот, что гоняется за серийным убийцей.
— Точно.
— Ну и чего вам от меня надо.'
— А по-твоему?
— Понятия не имею!
— Подумай получше, — сказал Брюс, пощупав простыню.
Спать под легким шелком, но держать ноги в тепле. Так предпочитал Мендоза. Как ни странно, его носки оказались нейтрального серого цвета.
— Я правда не знаю!
— Тебе следовало бы знать, что причинение вреда сотруднику полиции не приветствуется, —добавил Брюс.
— Какому сотруднику?
— Капитану Мартине Левин. Ты с ней хорошо знаком.
— Да, мне предстоит суд по поводу одной жалобы, которую она зарегистрировала. И, к несчастью для меня, нет ни одной зацепки. Она на стороне легавых, я на стороне отверженных, все ясно. Я не трогал Левин, как вы тут сказали. А Левин не трогала меня. Все предельно ясно.
Мандело жестом приказал боливийцу встать. Он поднял его подушку, потом вторую. Присвистнул и сказал:
— «Смит-и-вессон», модель сорок девять «телохранитель»! Маленький, легкий, тридцать восьмого калибра. Легко прятать. Пушки ты выбираешь лучше, чем тряпки, толстячок.
Лейтенант вынул патроны из магазина, опустил их вместе с револьвером в пластиковый пакет, а пакет положил в карман. Открыв ящик ночного столика, он обнаружил там маленький пакетик с белым порошком, зеркальце и соломинку.
— Это тоже совершенно противозаконно, — отметил он. — И очень вредно для твоих нервных клеток. Но их у тебя, безусловно, осталось еще достаточно, чтобы ты мог нам рассказать парочку интересных вещей.
Мендоза тяжело вздохнул, сел по-турецки на кровать и начал растирать пальцы ног через серые носки.
— Пузанчик, времени у нас немного!
— Она что, не хочет вмешиваться в связи с этой жалобой? Она вам сказала, что я знаю про Роберто. И вы пришли за информацией. Ну, так и идите себе дальше! Вы хотите заграбастать этого гада Луи задаром.
Брюс отметил про себя, что «ц» у боливийца звучало совсем не так, как у «жирного борова» Левин. Ни присвиста, ни малейшей запинки. Он позволил лейтенанту Мандело продолжать:
— Армандо, я не знал, что у тебя все так зашифровано. Можешь растолковать?
Боливиец еще немного поломался, а потом выдал историю, более или менее похожую на правду. Дело было так. Мендоза предложил Мартине Левин, что станет ее информатором в обмен на прекращение следствия по жалобе Амелии Ди Сантано. Он не нападал на свою соотечественницу. Той попался странный клиент, которому нравилось бить полицейских и заставлять их прыгать в окно. Левин поначалу вела себя сдержанно, хотя на нее и произвело впечатление сходство между ее собственным приключением и тем, что рассказал Мендоза, но потом она взвесила все «за» и «против» и дала понять, что предложение заслуживает внимания. И надо же такому случиться, что вскоре после этой плодотворной беседы одна девушка с улицы Прованс сообщила Мендозе об исчезновении Амелии. Холодный пот и дикие нервы. После безуспешных попыток связаться с Левин боливиец решил, что какое-то время будет правильным делить свое шелковое ложе (и вообще жизнь) только с револьвером.
