Меня какой? — спохватилась я, настоящей или той, какую из меня сделали мои родители и муж?
Моя квартира — стерильное во всех отношениях жилье. Ничего лишнего, ничего не на своем месте, ничего, что могло бы смутить стройное течение мыслей, поступков, самой жизни…
По–настоящему моя обстановка — в Нуськиной однокомнатной, тесной, напичканной всякой всячиной квартирке. И еще у Ленки мне нравится.
У Сурена мне тоже понравилось. Аскетизм плавно перетекал в артистизм. Разномастица обстановки выглядела как реализованная эклектика — все легко и непринужденно, практично и функционально.
Сурен накормил меня вкусным обедом.
Мы снова много говорили, но электричество накапливалось в воздухе.
Около шести часов мы оба, похоже, с облегчением засобирались к Нусе.
— Какие цветы любит ваша подруга?
— Большие белые хризантемы.
— А из напитков что предпочитает?
— Мартини.
* * *
Мы пришли упакованными по высшему разряду. Нуся принялась причитать по поводу бешеных трат — она волновалась и несла всякую чушь.
— А я вас знаю, — сказала она, когда я представила их друг другу. — Я вас в гастрономе нашем встречаю.
— К сожалению, — сказал Сурен, — не могу ответить тем же, я почти не смотрю по сторонам.
— Ничего удивительного, я женщина незаметная… Не то что наша Тата. — Нуся беззастенчиво кокетничала.
Благодаря моей подруге и — отчасти — напиткам, принесенным Суреном и выставленным хозяйкой, атмосфера постепенно разрядилась, и мы уже болтали и хохотали, как будто всю жизнь провели в одной компании.
Неожиданно раздался звонок. Нуся взяла трубку.
— Да? — И вдруг ее лицо преобразилось. — Вася! Ты где? — Она сияла и только что не визжала от счастья. — Да! Конечно!.. Счастье мое!.. Жду!
Она посмотрела на нас обалдевшими глазами и сказала:
— В Мадриде забастовка.
Видя, что нам не стало понятней, она добавила:
— Профессора бастуют.
А-а, вон что!.. — сказали мы оба своим видом, словно это объясняло все.
Нуська, в конце концов, все же пришла себя и, расхохотавшись, пояснила:
— Мой Вася… Василий Владимирович читает курс лекций в Мадридском университете. А их профессора устроили недельную забастовку. Вот он и решил махнуть на родину. Не сидеть же там неделю…
Я не подала виду, что имя Вася… Василий Владимирович слышу впервые.
Нуся рассеянно поставила еще один прибор на стол. Она уже витала где–то над трассой Пулково — Петербург.
Когда раздался звонок в прихожей, ее снесло из–за стола.
Огромный, как шкаф, Вася схватил в охапку нашу нехрупкую Нусю и кружил ее по прихожей. Под ноги полетела его стильная овчинная шляпа. Туда же чуть было не отправился букет нежно–розовых роз.
Потом наступила тишина. Если не считать утробного рычания страстно целующихся мужчины и женщины…
Мы с Суреном выковыривали остатки торта из наших тарелок, не поднимая глаз.
Нуся представила всех друг другу.
Вася оказался еще коммуникабельней моей подруги, и через несколько минут все были на «ты». Кроме нас с Суреном, разумеется…
Вася вывалил на стол новую порцию яств. Мадридских в том числе.
Мы еще немного понасыщались и стали замечать, что в Нусиной комнате становится все теснее. Нас с Суреном просто размазывало по стенам…
— Ой, Татка, где бы мне тебя положить, чтобы… чтобы мы тебе не мешали спать? — Нуся была бесхитростна.
— На кухне… — растерянно сказала я. — У тебя большая кухня, мне там будет хорошо.
Вася смотрел недоуменно то на меня, то на моего спутника, то на свою возлюбленную: о чем вы, ребята?..
Нуся всем своим видом отвечала ему: я тебе потом все…
Вмешался Сурен:
— Я могу поселить вас у себя. — И, словно поясняя остальным ситуацию: — У меня две комнаты…
— Ну вот, все решаемо! — обрадовалась Нуся, даже не дожидаясь моего согласия.
Дольше оставаться в Нусиной квартире было нетактично: нас здесь уже не видели.
Перед выходом подруга утащила меня в кухню и сунула в руку пузырек с какими–то пилюлями.
— Одну желтую и одну голубую… не раньше, чем за полчаса… до.
— До чего?.. О чем ты, Нуся?
— Это вместо резинок.
— Но я не собираюсь…
— Ну, мало ли! Вдруг соберешься. Бери с нас пример! — И ее глаза засияли.
Мне стало завидно… и обидно: что же это я такая… увечная?
