Раздался звонок в дверь. На пороге стояла дочь.
Ее длинные светлые волосы по обыкновению распущены, просторная майка до колен, тапки на босу ногу — моя маленькая худышка с детской грудкой, не знавшей ни одного бюстгальтера в жизни… И это хрупкое тельце десять минут тому назад было терзаемо черным громилой… пусть и принцем… пусть и красавцем…
— Ма, у тебя зеленый чай есть? У нас закончился… — Она осеклась. — Что с тобой? Ма? Я тебя разбудила?
— Нет… Чай? Да… Есть, пойдем…
От дочери, как всегда, пахло благовониями — вся их квартира пропиталась ароматными дымами Индии прекрасной… Впрочем, как и вся наша лестничная клетка.
Я протянула ей пачку чая. Она взяла ее, но продолжала озабоченно на меня смотреть.
Чтобы отвлечься, я сказала:
— Ты не простынешь?.. И вообще, может быть, неприлично ходить в таком виде перед мужем?
— Ма… ты что… да мы дома голые ходим.
— Как — голые?..
— Так. Голые.
— Совсем?
— Голее не бывает.
— Зачем?..
— Нравится.
— Что нравится? — Я искренне недоумевала.
— Нравится смотреть друг на друга.
Похоже, этот короткий диалог добавил выражению моего лица новую порцию растерянности.
Ленка рассмеялась:
— Ма! Что тебя так удивляет?
Я села за стол. Я была окончательно обескуражена.
— Ма, да что с тобой? Говори! Я не уйду, пока не скажешь, что случилось.
Как уж у меня повернулся язык…
— Я зашла в папину комнату несколько минут назад…
— Ой… — Она опустила лицо. — Мы, наверное, сильно шумели? Ну извини…
— Ну что ты! Мне просто неловко стало, вот я и…
— А вы с папой что, не шумите разве?
— Лена!..
— Ма… Я сказала что–то неприличное?
— Как ты можешь об этом так…
— Мам! Но ведь это — жизнь.
— Что значит — это жизнь? Это всего лишь маленькая часть жизни, предназначенная к тому же исключительно для продолжения рода…
Ленка раскрыла рот.
Дочь с детства была очень непосредственным ребенком. Отцовские попытки привить ей строгие манеры не оставили ни малейшего следа на Ленкиной вольной натуре. Я всегда удивлялась и немного завидовала ей — так открыто смотреть и реагировать на жизнь, на мир, на людей, не выглядя при этом «невоспитанной»… Даже напротив — в ее повадках было столько очарования, даже шарма…
Я же с детства была застегнута на все пуговицы — и буквально, и фигурально.
— Девочка должна быть аккуратной, — говорила мама, и я не смела выйти из дому с невыглаженными лентами в косе.
— Не сутулься! — шлепала она меня по лопаткам, и я держала спину в напряжении, словно аршин проглотила.
— Умей владеть своими чувствами! — И я научилась сдерживать и смех, и слезы, и все промежуточные эмоции.
Мой муж был таким же полноценным результатом строгого воспитания. В продолжение совместной жизни он довел дело, начатое нашими родителями, до совершенства. Совершенные манеры — поведения, общения. Совершенство стиля — в одежде, в оформлении жилища. Никаких излишеств. Тем более — вольностей. Все строго и отточено. Он любил отточенные фразы, жесты. Он набирался этого из книг и фильмов, реже — от окружающих: он предпочитал, чтобы окружающие перенимали у него то, что для него отточили благородные герои, признанные всем цивилизованным миром. Он вставлял отточенное ими в нашу жизнь, словно клише в форму.
— Милая, как скоро ты вернешься?.. Милая, я хотел бы предложить…
Милая — это из Папы Хэма.
Симфонические концерты мировых знаменитостей, премьеры спектаклей, о которых «говорят», вернисажи, бомонды — это из жизни цивилизованных людей.
— Мы — цивилизованные люди, — напоминал он по любому удобному поводу.
Мне не претила такая жизнь. Она была созвучна моим запросам — и этическим, и эстетическим, и прочим… Во всем должен быть порядок, логика… Так проще делать выбор между нужным и ненужным, правильным и неправильным, хорошим и плохим…
— Нет хорошего и плохого, правильного и неправильного! — говорит наша дочь. — Все относительно в этом относительном мире, каждый делает свой выбор, и каждый имеет право быть правым.
Мы не спорили с ней, хоть и не соглашались.
— Это возраст и время, — говорил муж. — Пройдет! В конце концов, и из хиппи вышло немало приличных людей. Ты согласна, милая?
Но оно не проходило, а напротив — укоренялось и развивалось.
