Наслышавшись подобных разсказов, я, признаюсь, с недоверіем и предубежденіем приближался к толпе, ожидавшей нашего выхода из больнички. Но по мере того, как я ближе знакомился с этою толпой, входя в соприкосновеніе с отдельными лицами, составлявшими ее, чувство недоверія и подозренія весьма быстро исчезло- Да и могло ли быть иначе?
Ведь перед нами толпились обитатели тех самых убійственных землянок и лачуг с раскрытыми крышами, которыя мы видели вокруг себя и в которых эти обитатели вместе со своими детьми сидели без хлеба, без топлива, почти без платья. Босые, в грязных лохмотьях, в каких-то рубищах, едва покрывавших тело, они производили впечатленіе не сельчан, а скорее нищих,— бездомовых, безпріютных и больных...
Ни одного свежаго, здороваго лица! Наоборот, у всех изнуренныя, осунувшіяся или же припухшія желтыя лица. Почти у всех страшное исхуданіе тела, вялые мускулы, вялая кожа, слабый пульс, сиплый голос,—словом, все явные признаки крайняго изнуренія, истощенія.
Еще одна черта страшно поразила меня. Наблюдая эту толпу, вглядываясь в лица толпившихся пред нами людей, я был поражен необыкновенным выраженіем глаз большей части этих бедняков. У многих из них был тот растерянный, блуждающій взгляд, который бывает только у человека, выбитаго из колеи, — у человека, потерявшаго под собою почву, потерявшаго надежду на возможность справиться с налетевшим на него несчастьем. Это—взгляд человека, дошедшаго почти до полнаго отчаянія, — человека, который близок к безумію, к утрате всех задерживающих центров и регуляторов.
Мне казалось, что зловещій призрак голода и смерти витал над этою толпой, поселяя в ней ужас и отчаяніе. Много нужды, много страданій должны были перенести эти люди прежде, чем дойти до такого состоянія.
Этим я не хочу сказать, что все слухи о наклонности татар к симуляціям совершенно ложны, что случаи подобных симуляцій среди них невозможны. Ничуть не бывало. Но мне весьма сдается, что слухи и толки о такого рода симуляціях слишком преувеличены. По крайней мере в Бритовке, где нам пришлось видеть сотни голодавших татар и татарок, мне не удалось установить и подметить ни одного подобнаго случая. Точно к такому же выводу пришел и мой спутник, д-р Гран, на долю котораго выпало осмотреть и выслушать целую массу больных и голодных в этом селе.
Закончив осмотр больничек, мы проехали к священнику о, Павлу Ильину, который взял с нас слово, что до отъезда из Бритовки мы непременно посетим его. После всего только-что виденнаго нами как-то странно и неловко, почти дико чувствовалось в уютных светлых комнатах, с гардинами на окнах, с мягкою мебелью, со столом, накрытым белой скатертью и уставленным куличами, окороками и разными другими явствами.
У священника мы познакомились с учительницей села Бритовки А. И. Снегиревой, которая заведывала столовыми для русских детей в этом селе. Г-жа Снегирева уже двадцать лет служит учительницей в Бритовке и благодаря этому хорошо знакома с местным населеніем. Продукты для столовых она получала из Ставрополя, от г-жи Муриновой, которая аккуратно каждыя две недели высылала все, что нужно для столовых по ея требованію.
Г-жа Снегирева охотно взялась раздать наиболее нуждающимся крестьянам привезенное мною платье и белье. Священник о. Ильин обещал помочь ей в этом.
Снова явился неизбежный чай и снова начались еще более неизбежные здесь разсказы о переживаемой народом голодовке, о цынге, о деятельности столовых самарскаго частнаго кружка и больничек Краснаго Креста,
Между прочим речь зашла о „казенных лошадях", только-что перед тем розданных населенію .
— На наше село,—сообщил священник,—было назначено девять лошадей, но из них трех не довели до села: дорогой пали.
На вопрос, отчего пали, священник отвечал:
— Да уж больно плохи были лошади. Одна лошадь, не доходя до села, утонула в овражке: ослабла, значит, до того, что не хватило сил перейти овражек. Две другія лошади прямо пали в дороге. Остальных пригнали в село... Как увидел я их, так только руками всплеснул: ну, лошади, нечего сказать!
— А что?
— Одры-одрами! До чего оне отощали—и сказать невозможно. Маклаки как рога торчат... Между ребрами два пальца проходят... Истинно говорю... То-есть еле-еле живы... Как оне будут работать— один Господь ведает.
