– Только никаких чудовищ.
Мэнни помолчал в нерешительности.
– Поговорим об этом потом.
– Хм.
Я бросил взгляд на кресло.
– Найдешь ему замену?
Мэнни задумался.
– Лучше отращу задницу. Раньше я все откладывал. Думаю, в этом году будет самое то.
– Достаточно большой зад, чтобы оседлать нью-йоркский головной офис?
– Ну, если я приложу мозги в то же место, куда и зад, – конечно. После его ухода у меня грандиозные планы. Не хочешь примериться?
Я долго рассматривал кресло.
– Нет уж.
– Боишься, что сядешь и больше не встанешь? Все, проваливай. Придешь через четыре недели.
– Когда тебе понадобится новая концовка для «Иисуса и Пилата», или «Христа и Константина», или…
Прежде чем он успел увернуться, я пожал его руку:
– Удачи!
– Надеюсь, он говорит это искренне, – проговорил Мэнни, закатывая глаза в потолок. – Черт побери!
Он отошел и сел в кресло.
– Ну как ощущения? – спросил я.
– Неплохо. – Закрыв глаза, он почувствовал, как все его тело утопает в этом кресле. – Можно привыкнуть.
У двери я обернулся и еще раз посмотрел на ничтожную фигурку, застывшую среди огромного величия.
– Ты по-прежнему ненавидишь меня? – спросил он, не открывая глаз.
– Да. А ты меня?
– Еще как.
Я вышел и закрыл за собой дверь.
Выйдя из дома-муравейника, я зашагал через дорогу, а за мной след в след шел Генри, прислушиваясь к моим шагам и звуку чемодана, подрагивающего у меня в руке.
– Мы все взяли, Генри? – спросил я.
– Всю мою жизнь в одном чемодане? Конечно.
На противоположной стороне мы остановились у края тротуара и обернулись.
Кто-то где-то выстрелил из невидимой и беззвучной пушки. От этого выстрела половина здания обрушилась.
– Звучит так, словно взорвали причал Вениса, – сказал Генри.
– Точно.
– Или будто развалились «американские горки».
– Точно.
– Или как в тот день, когда выдирали рельсы большого красного трамвая.
– Точно.
Затем рухнула оставшаяся часть дома.
– Пошли, Генри, – сказал я. – Пойдем-ка домой.
– Домой, – произнес слепой Генри и радостно кивнул. – У меня никогда не было дома. Хорошо звучит.
Я пригласил Крамли, Роя, Фрица, Мэгги и Констанцию на прощальную вечеринку, перед тем как родственники Генри приедут и увезут его в Новый Орлеан.
Громко играла музыка, пиво лилось рекой, слепой Генри в четырнадцатый раз торжественно пересказывал историю с обнаружением пустой могилы, а Констанция, полупьяная и полураздетая, кусала меня за ушко, и тут дверь моей убогой хижины распахнулась.
Послышался голос:
– Я прилетела ранним рейсом! Пробки на дороге чудовищные. А, вот вы где! Тебя я знаю, и тебя, и тебя.
И тут Пэг встала в дверях, указывая пальцем.
– А это что еще за полуголая дамочка?! – закричала она.
«Кладбище для безумцев» (1990) вместе с романами «Смерть – дело одинокое» (1985) и «Давайте все убьем Констанцию» (2002) входит в своеобразную мистическую трилогию, связанную не столько общим сюжетом, сколько действующими во всех трех романах персонажами, в том числе и фигурой рассказчика, которому Брэдбери, несомненно, подарил часть своей подлинной биографии.
Действие мистического детектива происходит в Голливуде, в 1954 году, примерно в тот период, когда сам писатель работал в качестве сценариста над фильмами «Пришелец из космоса» (It Came from Outer Space, 1953) и «Царь царей» (King of Kings, 1961). Сюжетно эти фильмы также перекликаются с теми вымышленными кинокартинами, съемки которых описаны в романе.
Вообще, «Кладбище для безумцев» изобилует отсылками к голливудским реалиям, что отражено в примечаниях. Конечно, нельзя сказать, что за каждым вымышленным именем и названием скрывается реальный человек или место, тем не менее под многими из них угадываются конкретные прототипы. Так, киностудия «Максимус», вобравшая в себя характерные черты многих гигантов Голливуда (например, «Метро-Голдвин-Майер»), внешне очень напоминает знаменитую «Парамаунт пикчерз». Действительно, территория «Парамаунта» примыкает своей задней стеной к кладбищу «Холливуд форевер» (Hollywood Forever Cemetry), где покоится прах многих голливудских звезд. Да и описание ажурных ворот в испанском стиле не оставляет никаких сомнений в том, что Брэдбери «списал» их именно с «Парамаунта». За образами Роя Холдстрома и Фрица Вонга угадываются друзья писателя Рэй Харрихаузен и Фриц Ланг. Что касается Арбутнота, его можно назвать собирательным образом киномагната голливудского золотого века.
