– Пожалуй, не стоит рассказывать об этом Мэгги.
– Будет тебе, расслабься, Раттиган.
– Эту фразу я слышу всю жизнь, от всех своих мужиков. После нее обычно следует удар в самое больное место. Или осиновый кол.
– А ты стучишь зубами от холода или от страха?
– И то и другое… – Она в изнеможении откинулась на диван. – Всю дорогу бежала. Не думала, что ты здесь, ты же съехал сто лет назад. Как же хорошо, что я тебя застала! Ты должен меня спасти.
– Боже праведный, от чего еще?
– От смерти.
– Насколько я знаю, от этой штуки спастись еще никому не удавалось.
– Господи, ты опять в своем репертуаре! Я лично умирать не собираюсь. Я хочу жить вечно!
– Звучит почти как молитва. Спустись на землю, Констанция.
– Но ты тоже будешь жить вечно. В своих книгах!
– Лет сорок, может, протяну.
– Целых сорок лет! Может, со мной поделишься?
– Могу пока поделиться выпивкой. Что тебе уж точно не помешает, так это выпить и успокоиться.
Я откопал на кухне полбутылки Cold Duck[271].
– Бр-р, что это?
– Извини, виски не держу. Только дешевое писательское пойло. Попробуй.
– Ну и отрава. – Она пригубила и поморщилась. – Быстрее! Дай что-нибудь запить!
В крохотной ванной я нашел фляжку с водкой, которую держал для бессонных ночей. Со словами: «Ну, иди же к мамочке!» – Констанция схватила ее и судорожно отпила.
– Стоп, стоп… – сказал я.
– Ладно, авось не помру. – На сделала еще пару глотков и отдала мне фляжку. – Спасибо Господу.
Она откинулась на подушки.
– Хочешь знать, от кого я убегала?
– Погоди… – Я схватил бутылку Cold Duck и немного отхлебнул. – Теперь говори.
– Это была смерть, – сказала Констанция.
Я начал жалеть о том, что во фляге оказалось так мало водки. Теперь меня тоже трясло. Включив газовый обогреватель, я еще раз обыскал кухню и обнаружил бутылку Ripple.
– О господи! – вскричала Раттиган. – Это же тоник для волос! – Она отпила, и ее передернуло. – На чем мы остановились?
– На том, что ты убегала.
– Убегала от того, от чего не убежишь…
Входная дверь несколько раз дернулась от ветра.
Я взял Констанцию за руку и не отпускал, пока все не стихло.
После этого дрожащими пальцами она залезла в свою черную сумочку и достала какую-то книженцию.
– Взгляни.
«Телефонный справочник Лос-Анджелеса, 1900», – прочел я и присвистнул.
– Как ты думаешь, почему я его принесла?
Я открыл справочник и сначала пролистал всех на «А», потом дошел до «Г», перекинулся на «М», потом на «Т»… и везде были фамилии, фамилии, имена, фамилии – и все из другого столетия…
– Ты только вдумайся, – сказала Констанция.
Я вернулся в начало. Все на «А» – Александер, Альберт и Вильям. Б – Берроуз.
– Ну да, бодрит, – сказал я, – 1900-й год. А сейчас 1960-й. – Я взглянул на Констанцию, которая выглядела бледной, несмотря на сильный загар. – Вряд ли кто-то из этих людей еще жив. – Я указал глазами на список. – Им уже не позвонишь. По сути, это…
– Что – это? Ну, говори.
– Книга мертвых.
– Угадал.
– Книга мертвых из Египта. Прямо из гробницы.
– Ага, из могилы, – невесело усмехнулась Констанция.
– Тебе кто-то ее прислал? – спросил я. – А записка прилагалась?
– Записка?
Я снова полистал справочник.
– Впрочем, все и так ясно. Поскольку их всех уже нет в живых, это означает, что…
– Что и мне тоже пора, – сказала Констанция.
– Стать последней в реестре Книги мертвых?
– Да.
Я вздрогнул и поднял температуру на обогревателе.
– Но это же ужасно.
– Да, ужасно, – сказала она.
– Вообще, телефонные книги – это такая штука… Я, бывает, даже плачу над ними. Во всяком случае, Мэгги так говорит. Они же разные бывают, эти телефонные книги. Все зависит от…
– Еще какие разные, – перебила меня она. – Вот, взгляни…
Она достала из сумки еще одну черную книжечку, поменьше. Записную.
Я открыл ее и прочел: «Констанция Раттиган». Дальше шел адрес ее дома на побережье. А потом, как положено, начинались все на «А».
– Абрам, Александр, Аллен… – Я огласил весь список и перешел на «Б». – Болдуин, Брэдли, Бенсон, Бус…
Я невольно похолодел.
– Это же все твои друзья… Я их всех знаю… знал.
– Вот именно.
– Почти все уже лежат на Форест-Лаун[272]. Хорош блокнотик… Прямо книга погребений какая-то.
