Так вот, в основе системы Чехова лежало целенаправленное внедрение архетипов в фактуру роли и всего представления в целом.
Ну, например.
Рассмотрим архетип, названный Юнгом «самость». Описать его можно примерно так: я один, но я самодостаточен. Я против всего мира. Я всегда поступаю правильно. Я всегда побеждаю.
Или архетип «власть». Я слабый, а он сильный и добрый. Я с восторгом преклоняюсь перед ним. Я смотрю на него снизу вверх. Он светится. Он справедлив, и если наказывает меня, то это моя вина.
Архетип «персона». Я всегда играю роль, я вынужден следовать требованиям общества. На самом деле я совсем другой.
Архетип «тень». У меня есть тёмный спутник, виновный в моих дурных поступках.
И так далее. Как вы понимаете, все эти описания весьма приблизительны и отражают скорее недостаточность наших знаний о нашем же бессознательном. Три слепых мышонка пытаются рассказать о спящем коте, которого они исследуют наощупь…
На архетипах построены и архетипические образы. Обычно их соотносят с богами-олимпийцами. Возьмём, например, образ «Арес». Это боец, солдат, соперник. Арес – бог войны. Его мать – Гера, отец неизвестен. Позже Зевс усыновил его.
Культ Ареса не был популярен, храмов его немного. Ему поклонялись профессиональные воины. Это не те люди, которые на пенсии описывают свои представления о мире. Потому об истинной природе этого бога, бога безумия в битве, мы знаем не из мемуаров бойцов, а от Софокла, который устами своих персонажей призывает других богов уничтожить Ареса.
Архетипический образ «Арес» - это нелюбимый (приёмный) сын сильного отца, храбрый и решительный. Он любит детей, самонадеян, играет со смертью, любит и ценит оружие, соперник в любви. Он мстителен, но справедлив, верен и предан. Он презирает предательство и ценит командный дух. Всегда на стороне правды, а потому всегда побеждает, делит всех на своих и чужих, имеет осознанный образ врага. Защищает слабых, контролирует эмоции, иерархичен, живёт по уставу (закону), стремится контролировать окружающих, сексуально доминирует.
Путь Ареса – железный контроль над своими бурными эмоциями, добровольное подчинение правилам, защита слабых, служение и самопожертвование…
Я думаю, узнавание произошло.
* * *
В тридцатых-пятидесятых годах Голливуд деятельно формировал Великий Американский Миф.
Как ни странно это сегодня звучит, но ещё в двадцатые годы американцы в массе своей не воспринимали себя полноценной нацией, имеющей общую историю и культуру. Как и любые обобщающие тезисы, этот нельзя считать верным на сто процентов, и многими точечными примерами можно пытаться его опровергнуть, однако именно так видели Америку внешние наблюдатели. Проще всего заглянуть в хрестоматийный «Железный Миргород» Есенина. Там это ощущение дано в очень концентрированной форме: американцы – жители пусть очень богатой, но провинции Европы, малокультурные, не знающие корней и не помнящие родства. При чтении американских прозаиков того времени (Драйзера, Льюиса, Фолкнера, Дос Пассоса) похожее впечатление возникает и у читателя. Возможно, по этой причине великая американская литература современниками не сразу стала восприниматься именно как великая. Разве у нас могут написать что-то сравнимое с блестящими европейскими авторами? Ну и так далее. Если не лень, поищите нобелевскую речь Синклера Льюиса, там всё сказано без экивоков.
Вот в этой атмосфере пугающих перемен, когда прежнее уютное болотце зажиточного провинциализма всколыхнула криминальная революция, вызванная сухим законом, и наложившаяся на неё Великая депрессия, Голливуд почти осознанно занялся созданием нового информационного поля, в котором мог бы создавать востребованный продукт.
Если поток мелодрам, благодаря которому Голливуд получил звание «фабрики грёз», возник, скорее всего, стихийно (ну, или же идея была позаимствована у театра, не зря же «мелодрама» и «оперетта» некоторое время были синонимами), отразив тягу публики к простому, понятному и светлому, то поток вестернов очень быстро создал исторический миф о Диком Западе. Использование самых ярких архетипов плюс протестантского принципа «побеждает не сила, а
