Годы в Вольфенбюттеле. Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера - страница 207

Страшны иной раз ночи: ему кажется, будто гибнет вселенная. А укротить, воплотив в языке, эти космические видения ужаса он не в силах. Он безнадежно отдан в их власть. Однажды утром Каролина нашла беспомощного старика лежащим на полу. От какой опасности пытался он спастись?

Ему все труднее слушать чтение вслух, он требует музыки. Музыка сопровождала его всю жизнь, начиная с детства: отец превосходно играл на фортепьяно и органе. Музыкального образования он не получил, не умел читать ноты. Однако с лейпцигских времен у него в кабинете стояло взятое напрокат фортепьяно. И он часами импровизировал на нем. Он любил хорошие концерты. Когда чувства в его романах достигают кульминации, их непременно сопровождают звуки: флейт, арф, рожков, колоколов. Когда поют дети, у него на глазах навертываются слезы. Теперь по вечерам для него музицируют жена и дочь.

В его комнате стоит фортепьяно, но лучшее — у Каролины. Раскрываются двери. Он лежит на кушетке, с закрытыми глазами, лицом к стене, и слушает песни, что поют для него: народные, песни Цельтера и Шуберта. «Простые мелодии» всегда «волновали его, как подземные толчки».

Его организм все больше сдает, живот и ноги распухают сильнее, глаза полностью слепнут, а теперь вдобавок его еще мучает хронический кашель — но он не верит в приближение смерти. Надеется, что перемена погоды принесет ему улучшение — ноябрьская была ужасна, — полагается на целебную силу грядущей весны и даже на лекарства, которые теперь без возражений принимает по предписанию врача. Часто засыпает во время еды. Иногда у него возникает мучительное ощущение, будто кто-то стоит сзади и прикасается к его голове. Однако работа продолжается.

Но 13 ноября она прерывается задолго до обеда, потому что его одолевает слабость. Ночь он проводит так беспокойно, что Каролина вызывает врача. Когда утром 14-го приходит Шпацир, голос больного столь слаб, что приходится наклоняться к нему, чтобы разобрать слова. Слепец, которого всегда окружает ночь, впервые путает время дня. Он желает племяннику доброго вечера. И впервые распорядок дня нарушается. Шпацир читает ему — сперва газеты, затем Гердера. Но больной хочет разговаривать. Призывают друзей. Темой беседы служит странная церемония, проходившая в эти дни в Байройте: саксонскому принцу привозят из Италии невесту, тому самому принцу, который в годы юности Жан-Поля взял свою первую жену из Гофа. Больной оживляется, задает вопросы, пытается и сам рассказывать: как смешно это было, когда перед паланкином с невестой несли из Гофа в Плауен поясной портрет принца. Этот спектакль с высокопоставленными актерами он подробно описал в «Геспере».

Когда друзья уходят, мысли о «Геспере» не оставляют его. Он опять хочет изменить его, улучшить. Читатель может не поверить, что детей перепутали. Лишь приблизив свое ухо к устам Жан-Поля, Шпацир понял его.

В полдень больной просит, чтобы его уложили в кровать. Ему кажется, будто наступила ночь, и он требует, чтобы принесли, как всегда, часы и кувшин с водой, — часто просыпаясь, он пьет воду. Он пытается еще что-то сказать, но никто не понимает, что именно. Он делает знак, чтобы все ушли. «Давайте уйдем!» Он засыпает. В пять часов пополудни приходит Эмануэль, в шесть — врач. В восемь дыхание Жан-Поля замедляется и, наконец, полностью останавливается, рот судорожно сжимается. Каролина, дочери и Эмануэль опускаются на колени. Шпацир под ноябрьским дождем бежит за Кристианом Отто.

Через три дня город прикинулся, будто всегда считал для себя честью, что в его стенах живет такой человек. Писателю воздают всевозможные почести, когда несут его к могиле. Мертвый поэт всегда лучше поэта живого.

Звонят во все колокола. По улицам Байройта от квартиры к кладбищу медленно движется помпезная погребальная процессия. Пять часов, уже почти темно. Гимназисты несут факелы, фонари и ковши с горящим варом. Впереди процессии шествует певчий с приютскими детьми и музыкантами. За ними школьники несут «Левану», затем гимназисты — «Приготовительную школу эстетики» и «Незримую ложу». Катафалк, сопровождаемый десятью учителями, влекут четыре лошади, покрытые черной попоной. На гробу в центре лаврового венка лежит «Селина» в красном переплете. За членами семьи и друзьями следуют представители города, государства и армии. Надгробные речи произносят ректор гимназии и племянник Шпацир, перечисляющий все пышные титулы из диплома почетного доктора: светоч и украшение века, образец добродетели и тому подобное. Церковным церемониалом руководит пастор Рейнгарт, который когда-то вместе с покойным учился в гимназии в Гофе и спровоцировал взрыв негодования учителя французского языка против Рихтера.