Брови Помпея медленно поползли вверх, на дне желтоватых глаз вспыхнули искорки. Какое-то время он молчал, внимательно рассматривая стоявшее перед ним существо, как если бы видел его впервые.
— Ах вот оно что… — протянул Помпей, наконец, почти лениво. — Ты меня предупреждаешь… Или, может быть, пугаешь? А, Версавий?
— Кто я такой, чтобы на это решиться? — Подвижное лицо Захарии исказила маска страха, никак не отразившегося во взгляде больших, печальных глаз, которые он не отвел и не опустил. — Я пыль у ног твоих, раб, живущий из милости.
Тыльной стороной ладони Помпей провел по лицу, отер выступивший пот. Парило. Грудь тяжело вздымалась под обнимающим ее кованым панцирем.
— Хорошо, — полководец отвернулся от Версавия, остановился взглядом на уходившей в небо громаде храма. — Что там наверху?
Через огромные ворота он мог видеть лишь часть внутреннего убранства. Как и снаружи, стены храма были украшены изысканной золоченой резьбой, изображавшей херувимов вперемешку с цветами и массивными плодами. Над самими воротами висели две искусно выполненные золотые виноградные лозы с кистями в человеческий рост.
Захария медлил лишь мгновение.
— Святилище, мой господин, — голос его потерял всякую окраску, звучал плоско и безжизненно.
— Святилище?..
Не говоря более ни слова, Помпей прошел между жертвенником и большим медным водоемом, в котором священники совершали омовение, и начал подниматься по ступеням белой, выложенной мрамором лестницы. Стараясь не отставать, Захария Версавий семенил за ним. Он избегал смотреть по сторонам, чтобы ненароком не увидеть тела свисавших с забора священников в праздничных голубых одеждах и головную повязку, кидарь, одного из них, плавающую тут же в луже крови. Легионеры-телохранители взбирались по ступеням бок о бок с полководцем, чиркали по белоснежному мрамору подкованными медью сапогами.
Захария догнал Помпея лишь на верхней площадке. Тот стоял оперевшись о колонну и с порога рассматривал внутреннее устройство святилища.
— А это что еще там за тряпка? — показал он рукой на расшитый золотом и драгоценными камнями полог, прикрывавший небольшую дверь в дальней от ворот стене. Шитье по голубой ткани и расположение камней чем-то напоминали картину ночного южного неба.
— Там, за занавесом… там Святая Святых! — Версавий потупился, стоял, рассматривая собственные ноги в грубых кожаных сандалиях. Он тяжело дышал, крупные капли пота выступили на поросших седеющей бородой щеках и на лысой голове.
— Тоже, наверное, до потолка набита золотом? — Помпей обвел взглядом богато украшенные стены святилища. — Ну, что же ты, Захария, молчишь, отвечай!
Версавий безмолвствовал. Его маленькое лицо с огромным лбом сморщилось, как от боли, в устремленных на Помпея глазах стояли слезы. Как бы заранее скорбя, иудей провел ладонью по ставшей мокрой бороде, произнес еле слышно:
— Туда нельзя. Никак нельзя. Туда только первосвященник… один раз в году. За занавесом тайна, великая тайна завета!
— Так ты, значит, там не был? Ты не знаешь, что там внутри? Бедный мой Версавий! — Помпей поджал нижнюю губу, в притворном сочувствии скорбно покачал головой. — Не расстраивайся так, я тебе расскажу!
С презрительной усмешкой римлянин переступил порог святилища и пошел вдоль покрытой резьбой стены, направляясь к забранному тканью входу во внутреннее помещение. Чтобы не стать свидетелем святотатства, Захария отвернулся и, задрав голову, принялся смотреть в низкое, затянутое темными облаками небо. Губы его едва заметно шевелились, произнося слова молитвы. Слышавшие разговор легионеры не посмели следовать за своим полководцем и в нерешительности топтались у ворот. Между тем Помпей остановился и с большим вниманием стал рассматривать стол, уставленный жертвенными чашами и кадильной посудой — все тяжелого чистого золота. Хранившиеся тут же в ящичках кадильные вещества и без огня источали мощный, пьянящий запах прогретых солнцем трав Востока и горьковатый аромат диковинных морских водорослей. Особый интерес вызвал у него массивный и в то же время изящный светильник, разветвляющийся, по числу известных планет, на семь тонких, высоких лампад. Еще в Дамаске, откуда Гней привел в Иудею свои легионы, ему говорили, что светильник этот не имеет цены и относится к самым почитаемым святыням богобоязненного иудейского народа.
