Каждый раз, сделав подобное открытие, я чувствовала себя так, словно Эндрю держит передо мной зеркало. За время наших бесед он помог мне увидеть вещи, которые, наверное, были болезненно очевидными всем вокруг и которые я сама никогда не замечала раньше. Как и он, я обычно замыкалась в себе во время конфликта. Еще я слишком легко уступала. Я всегда предпочитала думать, что все идет настолько хорошо, насколько вообще возможно. И после того, как мои отношения с Крисом закончились, я сказала себе, что выбираю одиночество, чтобы сфокусироваться на себе и своей работе. Но когда перед тобой держат зеркало, приходится смотреть правде в глаза: я избегала отношений, потому что боялась пройти через все это снова. Я впустила в мой мир подруг, но возвела высокие стены между собой и мужчинами.
Эндрю узнал все это обо мне, как и я сама, и ничто его не отпугнуло. На самом деле во время наших бесед он строил планы. Мы строили планы. Настоящие планы. Например, мы намечали свидания на следующие шесть месяцев (одна поездка раз в шесть недель) и решали, как мы разделим расходы (тот, кто летит, платит за билеты, а тот, к кому летят, платит за все остальное на месте). Я каждый день по нему скучала и совершенно в нем не сомневалась. Кажется, у нас могло что-то получиться.
Я прилетела, чтобы провести с ним неделю после Дня труда, и мы немедленно начали вести себя так, будто мы вместе уже годы. На кухне мы ловко обходили друг друга, пока он готовил, а я наводила порядок. Когда мы шли по магазину, я напоминала ему, что он забыл включить в список. Мы держались за руки или прикасались друг к другу каждый раз, когда оказывались рядом. Даже на диване мы сидели, словно два наконец совпавших элемента головоломки. Все казалось идеальным – у нас может что-то получиться, думала я – до самого вечера перед моим отлетом.
Эндрю был необычно молчалив. Он занял свое привычное место на диване: его голова у меня на коленях, он обнимает меня одной рукой. Но он ничего не говорил, пока мы смотрели фильм, и ничего, когда он закончился, и ничего, когда мы забрались в постель. Той ночью у нас не было секса. Он не прижимался ко мне и не притягивал меня к себе, как он делал в предыдущие ночи. Он лег на бок на своей стороне кровати, повернувшись спиной ко мне. Это была его стена. Он воздвиг свою стену. Надвигался конфликт, неловкая ситуация, и он закрылся от меня. Теперь между нами была стена. Я лежала на спине и смотрела в потолок, думая о том, что мне сказать, чтобы ее разрушить. Может, мне спросить у него, все ли в порядке? Может, мне ничего не говорить, а просто прижаться к нему? Может, стоит проявить инициативу и посмотреть, поможет ли секс? Я решила, что второй вариант будет неплохим началом, но прежде чем я успела пошевелиться или сказать хоть слово, он захрапел. Я упустила шанс сломать стену. Поняв это, я свернулась в клубок так, что мы лежали спинами друг к другу, и слезы тихо полились из моих глаз. До той ночи я не знала, что можно чувствовать себя одинокой, лежа с кем-то в одной постели.
Во время поездки в аэропорт я поняла, что все кончено. Я не знала почему, я не знала, что случилось, но я знала, что это конец. Мы не выглядели как два человека, которые только что провели неделю вместе. Мы держались напряженно и разговаривали словно пара вежливых коллег на конференции.
– Ну что, тебе тут понравилось? – спросил он.
– Конечно, я рада, что приехала.
Я прикусила язык, почувствовав, что слезы снова наворачиваются на глаза. Я хотела задать ему так много вопросов, но ответы меня пугали. Мысль о том, что мне предстоит пережить еще один разрыв, и так причиняла мне боль. Он знал об этом. Он знал, что я расслабилась рядом с ним. Я не готова была страдать снова. Так что я закрылась. Взрослые люди так себя не ведут, но так я и сделала. Я возвела свою собственную стену и ничего не сказала.
Когда мы приехали в аэропорт, он не расстегнул ремень безопасности и не вышел, чтобы обнять меня. Он наклонился и поцеловал меня. Поцелуй казался вымученным, и мне сразу захотелось, чтобы он этого не делал. Тогда я взяла свои сумки и попрощалась, чувствуя, что вижу его в последний раз.
