Весеннее предвечерье тревожило терпкими волнующими запахами. Но Владимир не давал себе воли расслабиться.
Один за другим от стана по узким дорогам, бежавшим к небольшим селеньицам, разъезжались княжьи биричи и тиуны. Там они должны отобрать самых сильных, ловких и сноровистых мужиков для княжеской рати...
Остальная часть дружины, отдохнув, двинулась в путь и уже вечером вступила в княжеский град Васильков. В прозрачном небе прорезался золоторогий месяц. А узкими улочками Василькова уже плыли густые пахучие сумерки. Со дворов несло свежим навозом, парным молоком, дразнящим духом свежеиспечённого хлеба. Лениво лаяли псы. Из-за оград слышалось призывное мычание коров, краткое сытое блеяние овец, повизгивание кабанов.
Лишь вокруг княжьего терема стояла давящая тишина. Высокий деревянный дом с двумя башнями по краям крыши тонул во тьме за высоченной оградой и плотно сбитыми воротами.
Владимир приказал ударить в било.
— Что князя долго держишь перед воротами? — сурово спросил Владимир у сторожа. Молчаливый охранник княжьего терема согнулся в почтении.
— Не ведаю тебя, княже, в лицо. Не видел никогда, я здесь недавненько. До этого здесь хозяйничал гридь Порей.
— А где же он нынче? — более мягко проговорил Владимир.
— С князем Изяславом в ляхи убег. Но я сейчас... Ужин будет. — И помчался к онбарам.
— Беги! Беги! Да не забудь девиц сюда позвать! Князя молодого потешить. Гей, слышь? Да и нас! Не забудь же!.. — кричали ему вдогонку дружинники.
На подворье уже пылал костёр. Скоро на нём поджаривался кабанчик — кто-то из дружинников прихватил в соседнем дворе.
У княжьего терема вдруг остановилась тройка ретивых лошадей. С повозки соскочила Нега. Нерадец стал привязывать лошадей к коновязи.
— Это кто? — указал Владимир на Нерадца.
— Сын ключницы. Нерадец.
— Нерадец, иди-ка сюда, — позвал кто-то из дружинников.
Князь с восхищением осматривал молодецкую фигуру широкоплечего парня.
— В дружину мою пойдёшь?
— Возьми его, княже! Семьи у него нет. Бобылём небо коптит! — подбежала к ним Нега Короткая.
— А сам что молчишь?
Нерадец переминался с ноги на ногу.
— Нынче рать набираю против Изяслава. Пойдёшь?
— Говорили — против половцев.
— В степь уже пошли заставы.
— Пошли меня в степь, княже.
— А кони есть?
— Имеет он коней, княженьку. Боярыня вон каких нам подарила. Лихие!.. — Нега Короткая горделиво повела рукой в сторону тройки.
— Ов-ва! Боярыня!.. Какая же это? — блеснул глазами князь.
— Вышатича Яна... Гаина наша!
Всё же не последние они люди в Василькове-граде, коль сам князь Владимир берёт её Нерадца к себе! Добрый воин выйдет из него — вон каков!
Нега Короткая белкой металась у чуланов, у медуш. Недобрым словом вспоминала своего Порея, который, оставив её, оставив землю, направился куда-то в чужие края добра искать. Дети без него подросли — считай, пять годочков минуло. Все на её руках! На её горбе!.. Теперь хоть легче будет. Нерадец станет дружинником, может, и братьев перетянет... Ая!..
У костра тем временем бурлило веселье. Вокруг тоненькой девушки в венке из золотистых одуванчиков водили весенний хоровод. Поставили возле своей «княгини» кувшин молока и, бросая свои венки ей под ноги, вели свою песню:
Лада-мать кличет: да подай же, матушка, ключ,
Отомкни небо, выпусти росу, девичью красу...
— Гей, княже, отчего закручинился? Выбирай себе ладу! — кричали захмелевшие от бражного мёда дружинники.
Князь Владимир тряхнул головой, обвёл внимательным взглядом девичий ряд. Тихо позвал Нерадца:
— Нерадец, верный мой воин... послужи-ка мне... Вон ту «княгиню» белокосую, что вся в венках... Приведи сюда...
Нерадец не шевельнулся.
— Да не бойся, не бойся, князю ведь берёшь, не себе! — подталкивали его.
Нерадец подошёл к девице, дёрнул за руку:
— Иди, князь зовёт.
Девушка блеснула радостно очами. И Нерадец узнал Любину, босоногую певунью с их улицы.
Любина тихо остановилась перед князем.
— Садись возле меня. Есть хочешь? — ласково обратился к ней князь.
Девушка покраснела. Князь угощает. Ой!
Вдруг за воротами послышался шум. Причитали женщины, плакали дети.
