— Кто из вас, дети мои, уступит своё место другому?
Чернь погладил свою седую бороду. Его возраст не позволяет уступить честь младшему.
Будимир расправил широкие плечи. Ведь это он закрывал дорогу Степи! Кто может помериться с ним силой?
И оба замерли в ожидании.
Славута поднял руку.
— Никто из вас, сыны мои, не пригоден для управления другими. Ибо не умеет прятать в себе собственной гордыни. Думайте, братья...
— Не знаем, волхве. Веруем твоему слову...
— Не буду говорить. Ищите мужа среди вас самих. А мне — время уж... Перун зовёт меня...
Славута ступил босыми ногами на требище. Огонь вдруг вспыхнул с новой силой. Огромное белое пламя будто приветствовало его.
Не заметили, как кто-то расстелил под ноги волхву белое полотно. Он шёл по нему, как по белой тропе. Вот уже нога его ступила в самый жар, он раздвинулся, осыпался, белое пламя стало красным, затрещало в его бороде, в волосах... поползло по белой сорочке...
— В Днепр бросьте мой прах.
А кровавые глазищи идола зловеще светились, будто наливались кровью Славуты.
— Что стоите! Беда стучится к нам! Хазаре!.. Хан Трухан с ордой катит!.. — послышался откуда-то из-за спин возмущённый возглас.
Все оглянулись. Хазаре? Это те, которые кочуют в прикаспийских степях?
— Откуда ведаешь, Кий?
Перед ними стоял высокий муж с большими красноватыми ладонями. Волосы его подвязаны узенькой кожаной полоской — как это делали кожемяки. И сам он прибежал с кожемяцкого оселища, которое раскинулось на берегу речки Глыбочицы.
— Ведите нас, князья! — обратилось вече к Будимиру и Черню. — Хазары на землю нашу пришли. Должны защищаться.
Чернь отступил от Будимира.
— Пусть он и ведёт. Я стар уже для сечи.
— А я должен идти к Роденю. Заставы в степь послать, чтобы и уличанские нивы сберечь.
— Нет, князья дорогие! Будете с нашими дружинами свои рати единить. В одиночку — погибнем! — Молодой кожемяка протискивался к требищу.
— Так Славута завещал нам... — заговорили в толпе. — Объединиться надо нашим родам...
— По всей речке славянской пускай стоят вместе славянские племена... Тогда одолеем чужаков!..
— Правду молвишь, Кий...
— Так и волхв Славута завещал...
— А что, пусть Кий и собирает всех. Вещие слова Славуты вошли в его душу... Будто бы тут был, когда волхв с нами прощался...
— Будь нашим кормчим, Кий!..
— Веди нас!..
— Именем Перуна — защитника нашего — прими меч... Именем племени Полянского!..
— Кия! Желаем Кия в князья!
— Клянись, Кий, на мече в верности роду Полянскому.
— Клянусь...
— Клянись прахом Славуты, отца нашего вещего...
— Клянусь...
— Молись великой реке славянской...
— Молюсь...
— Кий — князь Полянский! Слава ему!..
— Слава!..
— Благодарю вас, братья! Готовьтесь к походу против Трухана...
— Готовы!
— А ты, князь Чернь, и ты, Будимир, ведите свои рати к Роси, вместе перегородим поле копьями...
С тех пор как поляне срубили возле Перунова капища, на горе, своему князю Кию градок, гора эта стала прозываться Киевой, а бурный поток, разрезавший её надвое, речкою Киянкою.
На Киевой горе, у златоусого Перуна, где когда-то жил вещий старец Славута, собиратись, как и раньше, поляне на вече со всех окольных селений — из-за Днепра, из-за Десны, с Роси. А Днепр-река, которая пронесла прах Славуты чрез все земли славянские в Тёплое море, ещё стала называться рекою Славутою, или Славутичем.
Давно помер князь заднепровских полян — гордый Чернь, оставив своё имя в имени своего града — Чернигова. Его соперник — роденьский Будимир признал над собой власть Кия. Вместе они ходили в степи, ставили заставы с полдня и с восхода солнца, стерегли землю от кочевых орд. Их рати доходили до берегов Тёплого моря, и новые роды Полянского племени садились в устье Дуная, градили городки, вспахивали нивы. Вытесняли более слабые племена — гуннов, аланов, герулов, раньше пришедших из восточных степей и оседавших в пограничье великой и богатой Византийской империи.
Ромейские цари то нанимали их для своих военных походов, то науськивали одних на других, чтобы они воевали между собой и не нападали на Византию, то щедро платили золотом вождям племён, покупая им для себя мир. А потом построили огромную каменную стену в пятьдесят поприщ от моря Мраморного к берегам тёплого Понта...
