— Добрый день! — заставил его невольно вздрогнуть знакомый голос.
Перед императором стоял задорно улыбающийся рыжий молодой человек с веснушчатым лицом. Не сразу Хонлиан сообразил, что слышит голос Сантиара. Интересно, а почему он без своей туманной маски? Появлению элианца удивляться не стоило, особенно если вспомнить его способность к телепортации.
— Рад вас видеть, Ваше величество! — слегка наклонил голову ансалонец.
— Не величество я уже, — еще шире улыбнулся Сантиар.
— Что, свергли? — недоверчиво спросил император.
— Что-то вроде, — ответил рыжий. — Но я и сам рад. Из лорда Дая куда лучший монарх получится.
— Да, этот интриган на многое способен, — согласился Хонлиан. — Я даже опасаюсь в будущем иметь с ним дело…
— Вам не придется иметь с ним никаких дел, — развел руками Сантиар.
— В смысле? — удивился император.
— Дело в том, что Элиан на грани Перехода, это случится в ближайшие минуты.
— Перехода? Что это?
— Как бы вам объяснить… Это переход в высшую стадию существования, в Сферы Творения. Если нашу реальность можно воспринимать, как детский сад, то там будет школа. Те, кто ощутил на себе дыхание Сфер, никогда не смогут перестать стремиться туда, возвращение сюда будет равносильно возвращению в песочницу к маленьким детям, чтобы лепить пирожки из песка.
— А что там? — заинтриговано спросил Хонлиан.
— Этого никто не знает, — покачал головой рыжий — Мы просто не сумеем понять. Откровенно говоря, никто не ждал такого, ведь Переход возможен только для народов, достигших высочайшего этического уровня.
Немного помолчав, он добавил:
— Спасибо за то, что хотели помочь! У меня будет к вам одна просьба. Дело в том, что мы спасли потерпевших кораблекрушение на далекой планете, я обещал забрать их на Элиан, что уже, к сожалению, невозможно. Это опытные офицеры и ученые, отличные специалисты. Возьмете?
— С удовольствием, — улыбнулся император. — Такие люди всегда нужны.
Сантиар поблагодарил и явно собрался уходить, но задержался, некоторое время задумчиво смотрел на Хонлиана, а затем, видимо что-то решив, негромко спросил:
— Хотите посмотреть на Переход вблизи? Такое зрелище мало кому из людей доводилось видеть.
— Еще бы! — оживился император, с детства обладавший тщательно скрываемым огромным любопытством.
— Но учтите, Барды позволили видеть это только вам, остальные увидят, максимум, разноцветное сияние. Идете?
— Сейчас, я только пару приказов отдам, чтобы паника не поднялась.
Сделав нужное, Хонлиан шагнул вслед за Сантиаром в развернувшееся напротив слегка мерцающее серебристое полотнище. В глазах на мгновение потемнело, и он оказался в огромном золотистом зале, стены которого терялись в тумане, а прямо перед глазами плыла покрытая редкими облаками планета, очертания которой он сразу узнал — Элиан.
— Начинается… — тихо прошептал рыжий.
— А вы разве не уходите? — повернулся к нему император.
— К сожалению, нет. Не заслужил еще.
— Вы? Не заслужили?
— Именно так. Ко мне требования выше. А теперь смотрите!
Плывущая невдалеке планета внезапно скрылась в туманной дымке, которая сразу же после этого вспыхнула симфонией цвета, откуда-то зазвучала музыка, точнее не зазвучала — она была неслышной, но от этого не менее прекрасной. Хонлиан и не подозревал, что такая вообще бывает. Он не стесняясь плакал, каждый нерв буквально трепетал от какой-то незримой энергии. А над Элианом вставали столбы света, иногда перекручиваясь друг с другом и постоянно меняя оттенки. В конце концов они покрыли собой все пространство планеты и, приняв невообразимый для человека цвет, с последним аккордом мелодии Сфер, а это была именно она, исчезли.
Император не знал, что сейчас то же самое происходит также и в элианских колониях, куда вывели население. А все, принадлежащие к эгрегорам Элиана и Верити, где бы они ни находились, вдруг широко улыбались и расплывались в воздухе мерцающими смерчами невероятной красоты. А все, кому довелось это увидеть, замирают на месте от восторга и долго молча стоят, ощущая, что случайно прикоснулись к чему-то настолько невероятному, что даже говорить об этом кощунственно. И никто из свидетелей перехода разумных до конца жизни и слова об этом не проронил, бережно лелея память об увиденном.