– Ребенку в самом деле надо поужинать, – говорит Мама.
Рис корчит мне рожу, которая означает: «Что, съел?»
– Вылезь из-за стола! – говорю я.
– Ым! – Рис наставляет на меня локоть.
Я захватываю локоть классическим приемом и дергаю его на себя с тем, чтобы выхватить нахала из-за стола, как редиску из грядки, но на этот раз мне это не удается, так как на защиту «бедного ребенка» грудью становятся объединившиеся Мама и Бабушка. Даже Дедушка, хотя и надел опять на себя дипломатическую личину, но расположился так, что его не обойти, не объехать.
– Ну хорошо, – говорю я. – Когда-нибудь он все-таки попадет ко мне в лапы. Я сделаю из него человека.
Я ухожу в спальню, ложусь на диван и продолжаю читать «Советский спорт» и только через некоторое время замечаю, что держу его вверх ногами.
– Это какой-то нервный изверг, – доносится до меня голос Мамы.
– Он просто переутомляется на своих тренировках, – говорит Бабушка.
– Ну хватит вам… хватит, – говорит Дедушка.
– У него очень бледный вид, – говорит Бабушка.
У Мамы доброе сердце. Она быстро отходит.
– Ему не надо тренироваться по воскресеньям, – говорит Мама.
– Ты плохо за ним следишь, – говорит Бабушка. – У него всегда мятые брюки. И потом, ему надо пить корень валерьяны.
– В самом деле, – говорит Дедушка.
– Я завтра же куплю корень, – говорит Мама.
– А еще лучше хвойные ванны, – говорит Бабушка.
– Он слишком много читает «Советский спорт», – говорит Мама. – Он прочитывает его от корки и до корки. С ума можно сойти. Бедненький. Мы галдим, а ему отдыхать надо. У него скоро соревнования.
– Он весь в синяках, – говорит Бабушка – Ему необходимо серьезно лечиться, а не кидать чучела. Надо хоть на время запретить ему тренировки.
– В самом деле, – говорит Дедушка.
Они начинают вовсю жалеть меня, словно я уже окончательный инвалид с расшатанной нервной системой Я комкаю «Советский спорт», бросаю его на диван и еду в спортзал, хотя категорически запрещено тренироваться по воскресеньям, да еще вечером.
Эта история повторяется каждую неделю и настолько мне надоела, что о ней, наверно, не стоило бы и писать, если бы однажды… Но об этом потом. Сначала надо рассказать о каждом из членов нашей семьи.
Начнем, пожалуй, с нашей Мамы, потому что, несмотря на наглое утверждение Риса, что его родила Бабушка, а не Мама, все-таки его, негодяя, родила Мама, и из-за этого обстоятельства мы считаем Маму главной в нашей семье.
Несколько слов о нашей Маме
Наша Мама хорошая. Она умная, красивая, добрая и немного загадочная, так как работает в «ящике», то есть в секретном научно-исследовательском институте. Иногда, когда мы выходим из дома вместе, я провожаю Маму до стеклянных дверей серого здания с черной вывеской, на которой золотыми буквами написано: «Научно-исследовательский институт». А что за институт – не сказано. И Мама никогда про него ничего не говорит. Мама работает в этом институте уже три года, а я так и не знаю, что исследует этот научно-исследовательский институт. Хотя в силу природного человеческого любопытства, конечно, пытался узнать хоть немножко о Маминой работе.
– Если бы это был не ты, а кто-нибудь другой, – говорила Мама в ответ на мои расспросы, – я бы подумала, что ты шпион.
И все-таки, хоть я никогда и не был шпионом, мне очень хотелось узнать, чем занимается Мамин институт. Что это за жизнь, если не знаешь, что делает твоя собственная жена?
Наша Мама – инженер по горячей обработке металла Когда я учился в десятом классе, нас водили на экскурсию в цех горячей обработки металла. Тогда мимо моего уха просвистела небольшая раскаленная болванка, и я до сих пор вспоминаю этот цех с уважением. Люди, работавшие в нем, носили металлические каски, толстые кожаные фартуки, очки-консервы и рукавицы почти до плеч. Признаться, в самом начале, когда я ухаживал за Мамой, меня очень смущала ее будущая специальность. Я представлял, как хрупкая Мама бегает по цеху, увертываясь от раскаленных болванок, в кожаном фартуке, металлическом шлеме, очках-консервах, рукавицах до плеч, а потом перебинтованную, падающую от усталости я веду ее домой, и мне было очень жалко Маму и немного себя.
